Толстая тетрадь с научными наблюдениями, лежавшая на столе, тоже оставляла неприятный осадок. Почерк носил невротический отпечаток, а смысл заметок неприятно поражал. Длинные отрывки были написаны неразборчивыми греческими буквами, и когда Дальтон вспомнил все свои лингвистические познания, чтобы перевести записи, он внезапно вздрогнул и пожалел, что в колледже не так добросовестно штудировал Ксенофонта и Гомера. Здесь было что-то не так, наличествовали какие-то чудовищные ошибки, и губернатор плюхнулся в кресло возле стола, все внимательнее вчитываясь в варварский греческий язык доктора. Вдруг очень близко от него раздался шорох, на плечо ему резко легла рука, и он нервно подскочил в кресле.
— Что, позвольте узнать, явилось причиной этого вторжения? Вам нужно было изложить цель своего визита Сураме.
Кларендон с холодным видом стоял возле кресла с маленьким золотым шприцем в руках. Он был внешне очень спокоен и рассудителен, и Дальтон на мгновение подумал, что Джорджина преувеличила свои страхи. И как мог он, плохо знающий греческий, выражать какие-то сомнения по поводу этих отрывков? Губернатор решил быть очень осторожным в разговоре и благодарил счастливый случай, который поместил благовидный предлог в карман его пиджака. Он был очень спокоен, когда встал, чтобы начать разговор.
— Я не думаю, чтобы ты захотел раскрывать это перед своим подчиненным, а потому решил, что ты должен сам посмотреть эту статью.
Он вынул журнал, который ему дал д-р Макнейл, и протянул его Кларендону.
— Как видишь, на странице 542 имеется заголовок «Черная лихорадка побеждена новой вакциной». Это статья д-ра Миллера из Филадельфии, и он считает, что обошел тебя с твоим лекарством. Это обсуждалось в клубе, и д-р Макнейл полагает, что аргументы статьи весьма убедительны. Я, как юрист, не могу претендовать на роль судьи, но во всяком случае я подумал, что тебе не следует упускать возможность познакомиться с этим материалом, пока он еще свеж. Конечно, если ты занят, я не буду отвлекать…
Кларендон резко прервал его.
— Я собираюсь сделать сестре укол — она не совсем здорова, но когда вернусь, я гляну, что там пишет этот шарлатан. Я знаю Миллера. Это проклятый подхалим и неуч, я не думаю, что у него хватит мозгов украсть мое открытие из того немногого, что он видел.
Дальтон внезапно понял, что он не должен допустить, чтобы Джорджине сделали укол. Во всем этом было что-то зловещее. Судя по ее словам, Альфред слишком долго возился для того, чтобы развести обычную таблетку морфия. Он решил как можно дольше задержать доктора и тем временем как можно осторожнее все выяснить.
— Мне жаль, что Джорджина нездорова. Ты уверен, что инъекция ей поможет? Что она ей не повредит?
То, как судорожно дернулся Кларендон, доказывало, что его вопрос попал в цель.
— Повредит? — воскликнул он. — Что за чушь! Ты же знаешь, что Джорджина должна чувствовать себя отлично, чтобы служить науке, как все Кларендоны. Она, во всяком случае, гордится тем, что она моя сестра. Она считает, что нет таких жертв, которые она не могла бы мне принести. Она такая же жрица истины и всего нового в науке, как и я сам.
Почти задохнувшись, он прервал свою визгливую тираду. Взор его был явно безумен. Дальтон заметил, что его внимание переключилось на что-то новое.
— Впрочем, дай-ка мне взглянуть на то, что там пишет этот мошенник, — продолжал он. — Если он думает, что его псевдомедицинская риторика может провести настоящего врача, то он еще больший дурак, чем я думал.
Кларендон нервно отыскал нужную страницу и начал читать стоя, стиснув в руке шприц. Дальтон снова задал себе вопрос о том, как же обстоит дело в действительности. Макнейл уверял его, что автор статьи является медиком высшего ранга и что, какие бы ошибки ни заключались в его статье, ум, ее создавший, был мощным, эрудированным и абсолютно честным.
Наблюдая за доктором, Дальтон видел, как его бородатое лицо побледнело. Большие глаза засверкали, и страницы захрустели в напрягшихся длинных тонких пальцах. Пот выступил на высоком, цвета слоновой кости лбу, над которым волосы уже начинали редеть. Наконец читавший, задыхаясь, повалился в кресло, которое только что освободил его гость, продолжая поглощать текст. Затем раздался дикий вопль, словно кричал загнанный зверь, и Кларендон повалился вперед на стол, сметая вытянутыми руками книги и бумаги, пока сознание его не померкло, как пламя свечи, потушенное ветром.
Дальтон вскочил, чтобы помочь другу, подхватил его худое длинное тело и откинул обратно в кресло. Заметив рядом на полу графин, он плеснул воды в искаженное лицо, и большие глаза медленно открылись. Теперь это был взгляд вполне разумного существа. На Дальтона смотрели глубокие, печальные и, безусловно, нормальные глаза, и он почувствовал себя неловко перед лицом трагедии, глубину которой он никогда не надеялся и не осмеливался полностью постичь.