Последний Конунг

Первым, что сообщило об этих событиях нам, варягам, праздно слонявшимся по караульне, был звук колокола. Начал большой колокол Айя-Софии, ударивший набат. Потом, когда новость распространилась по столице, к нему присоединились десятки монастырей и церквей. Шум стоял необыкновенный – густой, непрерывный колокольный звон раздавался по всему городу, докатывался до окраин и становился все громче и настойчивей. Стены караульни, казалось, дрожали от этого гула. Такой сигнал подавался только в случаях, когда Константинополю грозила серьезная опасность. Жители выбежали на улицы и спрашивали, что случилось. Священники отвечали, что басилевс покушался убить патриарха и сослал Зоэ, представительницу истинно императорского рода. Басилевс – олицетворение порока, и коли его не обуздать, он погубит город.

Горожане в смятении и тревоге не знали, верить ли священникам или оставаться верными Михаилу. Кое-кто пошел в церкви, чтобы узнать побольше и помолиться; иные устремились к Большому Дворцу потребовать объяснения от императора. Он выслал к ним первейшего вельможу, себастократора, чтобы тот обратился к ним на форуме Константина, и поскольку печенеги оставались защищать самого императора, себастократор взял сопровождение из варягов. Хафдан, я и еще двадцать человек прошагали вдоль Мессы до форума, окружив себастократора, и колокольный звон раздавался у нас в углах.

Когда мы прибыли, просторная площадь Константина уже заполнилась лавочниками, кузнецами, нищими, ножовщиками, плотниками, черепичниками, каменщиками, портовыми грузчиками и рыбаками. И на удивление много было женщин и детей.

Себастократор встал на колоду, с которой садятся на лошадей, и обратился к толпе, крича во весь голос, чтобы его расслышали за громом колоколов. Его слушали внимательно, хотя и угрюмо. Императрицу Зоэ сослали, крикнул он, ибо она была отравительницей. Будет лучше держать ее там, где она не сможет больше вредить. Слушая его, я думал, что вполне возможно, Зоэ отравила своего бедного распухшего Романа, утонувшего почти у меня на глазах, и она же разделалась со своим вторым мужем, Михаилом, мучительной смерти коего в монастыре я тоже был очевидцем. Но заявление, что Зоэ замешана в заговоре, имеющим целью отравить теперешнего басилевса, казалось совершенно невероятным.

Речь себастократора была встречена молчанием. И это было куда тревожнее, чем если бы толпа насмехалась и глумилась. Слышался только колокольный звон.

Стоявший рядом со мной Хафдан тихо приказал:

– Скажи ему, пусть слезает с колоды, и пошли во дворец. Он должен идти спокойно и без спешки, как будто сделал то, что ему поручили. В таком случае мы сможем его защитить. Но стоит ему выказать страх, толпа разъярится. А нас слишком мало, чтобы сдержать ее.

Я перевел указания Хафдана, и себастократор тщательно исполнил их. Мы находились совсем неподалеку от дворца, но я готов был в любой момент услышать удары камней, брошенных в наши неприкрытые спины. Впервые я пожалел, что варягам не положено брать щиты, и начал понимать, какой угрожающей может быть толпа. Главные ворота дворца, Бронзовые ворота, приоткрылись, впуская нас, и Хафдан вздохнул с облегчением, когда мы проскользнули внутрь.

– Басилевс должен что-то предпринять, и побыстрее, иначе на улицах начнется настоящий мятеж, – сказал он.

В ответ Михаил решил изменить отношение к Зоэ. Не успел себастократор доложить о настроениях толпы, как отряд варягов был отправлен сопровождать высокопоставленного чиновника из канцелярии в гавань Букефалон. Нарочная лодка помчала их на остров Принкипия, где чиновник униженно объяснил Зоэ, что ее «сын» желает, чтобы она вернулась в город, ибо он очень нуждается в ее советах.

Мы ждали возвращения Зоэ, а беспорядки в городе нарастали. Испуганные соглядатаи сообщали о рыщущих повсюду шайках грабителей – они выбирали особняки тех, кто наиболее тесно был связан с басилевсом. Самая большая толпа осадила дворец дяди, доверенного лица императора, Константина, возвышенного до титула нобелиссимуса, второго по старшинству после самого басилевса. Это нас обеспокоило – часть варягов была отправлена охранять Константина, и мы не знали, что с нашими товарищами. В середине утра они присоединились к нам, некоторые имели раны и ушибы. Константин решил покинуть свой дворец, сказали они, и попросил варягов сопроводить его по улицам до Большого Дворца, чтобы он мог присоединиться к своему племяннику.

– И как это было? – спросил кто-то из наших. Усталый гвардеец с глубокой раной над глазом – кто-то бросил в него камень – пожал плечами.

– Кажется, никто не понимает, что происходит. Народ покуда еще разрознен. Единственное, в чем все согласны, так это в том, что басилевсу не следовало дурно обращаться с Зоэ. Кричат, что она из истинной императорской семьи, а Михаил и его родня – выскочки. А хуже всех – женщины. Они горланят и ругаются. Видно, прислуга из гинекея распространяла слух, что печенеги избили Зоэ. А толпе все едино – что печенеги, что варяги. Именно женщина швырнула камень, угодивший мне в лицо.