— А почему в валюте?
— А у нас лицензия на ведение валютных операций… — Вот так вот! Не вспомнят этих босяков на совещании. Простите, но все законно!
Так что деньги пришлось вернуть. Тем более что через некоторое время местным бойцам удалось связаться с коллегами из Питера и некоторые вопросы отпали, словно рога у парнокопытного. А из пальца, говорят, песню хрен высосешь…
Пребывая в некотором затмении, Галкин тяжко вращал глазами, стараясь ухватить в фокус все время куда-то ускользающего Грибмана. Тот уж скорешился со всеми местными, хлопал по-приятельски их по плечу, приглашая навестить его в столице родины Москве, и отлучался в какой-то промежуток времени, чтоб возникнуть снова, мигнуть эдак заговорщицки непьющему Галкину — ничего, брат, не робей, и снова окунуться в слегка уж пьяную беседу. Не парень — золото!
Накатил вечер. Пьяный галдеж затих, кое-кто из участников утренних заездов поскакал к дому. А у Галкина саднило в глотке от халявных сигарет. Свои он еще в первые два часа извел на дым. К Володе подошел абсолютно трезвый Грибман, тронул за плечо и по-отечески так, тепло, с душой предложил:
— А не свалить ли нам с тобой, Владимир Николаевич, отсюда? А? Юрке еще всю ночь баранку крутить. А тебя через час-полтора твои дружки с пробега снимать будут…
— Дружки? — Галкин зябко передернул плечами.
— Твои сотруднички. Мы уж с Юрой доложили куда следует — тебе пока в город носа совать не резон. Если, конечно, не хочешь отказаться от неправедно нажитого…
— С кем общались?
— С шефом твоим, с Кириллом.
— И что он сказал?
— Сказали, что они премного благодарны и рады предстоящей встрече… Правда, поинтересовались, не могу ли я оказать им услугу — шлепнуть тебя где-нибудь по-тихому… — Серега широко улыбнулся и фыркнул. — Но я отказался, сказал, что это ваше с Владимиром Николаевичем дело, Кирилл Батькович, и мне служебные пистолеты не для того государство доверило, чтоб на таких, как ты, народное имущество переводить…
— Какое имущество?
— Милый мой! У нас что, патроны нынче бесплатные? Или вы в своих совместных предприятиях окончательную совесть потеряли? Кстати, о деньгах! — Грибман сунул Галкину остатки долларов в истрепанном пакете. Володя взял словно нехотя, встал из-за стола какого-то упившегося опера и потопал к дверям.
На улице, свежей морозцем и темной глубиной небес, он остановился и, повернувшись к Грибману, сунул ему что-то в карман:
— Здесь полтинник. Кровно тобой заработанный. Не отказывайся…
— И не подумаю! Больных средь нас нема! — Серега вынул из кармана деньги, быстро прикинул, удивившись про себя, откуда у Галкина проклюнулась такая уникальная способность — отслюнить от нескольких пачек ровно столько, сколь объявил. Ведь он, Серега, шел за Вовой след в след и видел, что полученные от него деньги Галкин из пакета не доставал и не пересчитывал. Но этот вопрос волновал Грибмана постольку поскольку. Теперь у него появилась иная проблема: как провести эти деньги через семейный бюджет и оставить себе — на представительство, феям, принцессам и прочим дамочкам на подарки, для удовольствий и разного баловства. Вот с такими пустыми мыслями Серега загрузил коченеющего от недоедания Галкина в джип и залез в него сам. Местный милицейский чин махнул рукой — то ли в напутствие, то ли для сохранения равновесия, — и Юра покатил вдоль пустующих улиц, оставляя за собой так и не обласканный взором Грибмана кремль, Волхов, уж спящий под тоненькой пленочкой льда. Покатил на выезд, к трассе Москва — Петербург.
Глава 3
Алан Кемпбелл, невысокий, крепкий с виду молодец лет тридцати, любитель твидовых пиджаков, темных немарких брюк и стаканчика ирландского виски в ознаменование удачно сложившегося рабочего дня, начинал свою карьеру в Лондоне, на Частерхауз-стрит. В те времена он выглядел несколько моложе, снимал неброскую однокомнатную квартиру в недорогом, но опрятном квартале и пользовался для поездок на службу общественным транспортом. Из активов он располагал парой приличных костюмов, восемьюстами фунтами на счету в Сити и подружкой из Армии спасения — она обходилась ему не очень дорого то ли в силу своего воспитания, то ли в силу характера занятий. Кроме этого, Алан имел степень магистра юриспруденции, обретенной не без труда в Сорбоннском университете, и огромное желание выбиться в люди…
В Господа Бога он верил. По воскресеньям. А если выразиться точнее, обращался к Нему от случая к случаю, дабы вымолить пару-тройку поблажек. Алан не был явным лентяем, одежду и руки содержал в идеальном порядке и перед зеркалом по утрам изредка называл себя «сэр». Это прибавляло в его глазах некоторую значимость собственной персоне.