— А ляхи не выглядят такими слабыми, как ты утверждал, — с сомнением в голосе произнес Ислам — Гирей, — и сражаются храбро.
— Да это лишь первое впечатление, — вымучено улыбнулся гетман, — обещаю, что завтра мы разобьем их в пух и прах, а их предводителей твои воины поведут на цепях в Крым.
Хан внимательно посмотрел в лицо гетману, но ничего не ответил.
В течение всей ночи татарские отряды постепенно заполнили противоположный от польского лагеря конец поля, а казацкие полки, подошедшие со стороны Пляшевой, стали наводить мосты через речку и гати через болото..
Опасаясь внезапного штурма лагеря, Потоцкий утром следующего дня вывел часть войск за валы, выстроив их в предполье, но противник не переходил к активным действиям, ограничиваясь джигитовкой и вызовами на герц. Польские командиры, помня о том, что осмотрительность полководцев укрепляет мужество солдат, внимательно следили за действиями татар, не позволяя вовлечь себя в заготовленные заранее засады. Однако, когда татары, утратив осторожность, кинулись на правый фланг поляков, полки воевод: брацлавского Станислава Лянцкоронского и подольского Станислава Потоцкого отразили их натиск и сами контратаковали основные силы татар, заставив их отступить.
К полудню хан бросил в бой всю орду. Татары заполнили все поле, готовые к битве, а казаки в это время по наведенным через Пляшевую и болото мостам и гатям переправляли свои возы, артиллерию и основную часть войск, выбрав место для обустройства табора напротив польского лагеря.
Между тем, по всему полю завязалось ожесточенное сражение. Коронный гетман бросил в бой свой собственный полк, полки Юрия Любомирского и подскарбия литовского, которые в первом наступательном порыве оттеснили татар в центр поля далеко от своих войск. Хан, заметив, что поляки не получают подкреплений, усилил натиск. Спустя несколько минут все смешалось в водовороте битвы, татарские бунчуки развевались рядом с польскими знаменами и значками, сразу было даже трудно разобрать, где свой, а где враг. Поляки, более искушенные в фехтовании, оказались в лучшем положении, но все равно несли большие потери. Сраженный кривой татарской саблей, свалился под копыта своего коня каштелян галицкий Казановский, погиб в схватке с татарским мурзой староста люблинский Юрий Оссолинский, пал на поле боя вместе со всей своей хоругвью ротмистр Иордан. В ходе двухчасового боя чудом уцелел староста яворский Ян Собесский, потерял всю свою охрану коронный маршал Любомирский. Многие поляки получили тяжелые ранения, было даже утрачено знамя коронного гетмана.
На другом фланге мужественно отбивался от наседавших татар воевода брацлавский Станислав Лянцкоронский, в жестокой схватке погиб его брат Сигизмунд Лянцкоронский, сложил голову полковник Ян — Адам Стадницкий и многие другие.
Нет сомнения, что, если бы казацкая пехота поддержала татар, то сражение под Берестечком закончилось бы в тот же день, но казаки были заняты переправой через Пляшевую, а также оборудованием табора, и существенной поддержки татарам оказать не смогли.
Исход этого непродолжительного боя решил Станислав Потоцкий, отбросивший быстрым и стремительным движением своего полка противника к центру поля, а затем, заставив его отступить по всему фронту.
Татары, сражавшиеся в этот день храбро и мужественно, потеряли по меньшей мере 1000 своих воинов, в том числе, много знатных мурз, среди них и надежного друга Хмельницкого перекопского властителя Тугай — бея.
Около четырех часов дня татары возвратились в свое расположение, а поляки, потерявшие около 700 человек, отправились в лагерь. Военные действия прекратилось и обе стороны стали заниматься уборкой мертвых тел с поля сражения.
В польском лагере царило уныние. Тяжелые потери, понесенные от одной лишь татарской конницы, в то время, когда казацкая пехота и артиллерия даже еще не вступали в бой, посеяли уныние среди солдат. Король даже настаивал на том, чтобы ночью всеми силами ударить на казацкий табор, пока он не сформирован, но, в конечном итоге, военный совет убедил его не делать этого.
Крымский хан был разъярен и обвинял Хмельницкого в том, что тот обманул его, преуменьшив силу польско — литовского войска.
— Это по твоей вине, гетман, — говорил он в гневе, — погибло столько правоверных. Кто меня убеждал, что ляхи не смогут долго выдерживать натиск моих воинов? А ведь в сражение еще не участвовали ни Ярема, ни Потоцкий, ни Калиновский. Литва тоже оставлась в резерве. Мы сражались сегодня с третьеразрядными военачальниками, а сколько потерь понесли! Что же будет завтра, когда в бой вступит Ярема?
— Повелителю правоверных известно, что Фортуна изменчива, — уклончиво отвечал Богдан. — Но ведь и ляхи сегодня потеряли много своих воинов. Они не могут похвастаться, что одержали победу, завтра битву начну я сам и брошу к твоим ногам скованного цепью Ярему.
Хан понемногу успокоился, но твердо заявил, что ожидает от гетмана победы, в противном случае татары не будут класть свои головы за казаков.