Вера и Софи, подстрекаемые и собственной добротой, и интересом к новому родственнику, а также живым и горячим участием к нему всей дворни, усердно принялись за его воспитание и все свободное время посвящали ему, учили его играть на фортепьяно, объясняли уроки, заданные ему мсье Вайяном, поправляли его выговор, когда он произносил заученные наизусть французские фразы, и рассказывали ему то, что им было известно из истории и литературы. Он выказывал большую любознательность, с жадностью прислушивался и присматривался ко всему и позволял себе иногда предлагать вопросы относительного того, что ему трудно было с первого раза понять, но пускаться в какие бы то ни было разговоры о предметах, не касающихся учения, или про себя никогда ни с кем в доме не решался. Вообще никаких мыслей и чувств он не позволял еще себе проявлять, и эту сдержанность одни приписывали робости, другие — хитрости, третьи — глупости. Но ввиду его успехов в учении с последним мнением трудно было согласиться. Мсье Вайян был в восторге от его памяти и понятливости. Месяца через три после того, как началось его воспитание, он уже читал и писал по-французски и мог объясняться на этом языке. Учитель русского языка тоже был доволен его успехами. Память у него была богатая, охота учиться страстная. Но в чем Сергей Владимирович с особенным удовольствием убеждался с каждым днем все больше и больше, это в том, что Гриша на всех производит хорошее впечатление. Он все еще был неловок и робок, но мужицкого, грубого в нем ровно ничего не было и в застенчивости его, при красивой юношеской наружности с тонкими, благородными чертами нежного лица и большими задумчивыми глазами, было много привлекательного.
Так прошла зима. С переездом в деревню Соне с Верой было предоставлено еще больше времени заниматься Гришей. Он оказался отличным спутником для отдаленных прогулок; с ним можно было куда угодно отпускать барышень. Он был силен, сметлив, неутомим и чувствовал себя вполне в своей сфере среди полей и лесов.
В десяти верстах от Святского был мужской монастырь, расположенный в местности, известной в окрестности красивым местоположением.
Гриша туда повадился. Редкое воскресенье не уходил он с утра к монахам, чтобы петь с ними на клиросе и беседовать с настоятелем, который полюбил его. Возвращался он назад с целыми снопами цветов для сестриц, с птичками и белками, пойманными для них в лесу. У монахов все поспевало раньше, чем в Святском, — малина, смородина, вишни; они щедро одаривали Гришу всем, что у них было лучшего, и он все это тащил к своим. Людмила Николаевна не оставалась в долгу и часто Грише приходилось отправляться в монастырь в тележке, чтобы довезти кульки с провизией и вином, которые она поручала ему передать отцу настоятелю с братией. Таким образом через Гришу сношения между монастырем и Святским установились самые тесные и частые.
— Девочки беспрестанно туда просятся, — рассказывала Людмила Николаевна мужу, возвращаясь с ним в шарабане с хутора домой. — Это теперь — наша любимая прогулка. Мы не дальше как вчера там были. Отец Амвросий очень добр к Грише. Я с ним недавно говорила про него. Старику удалось заставить его разоткровенничаться; он передал мне про его чувства к нам, я была тронута.
— О, я в этом не сомневаюсь! Он, может быть, подозрителен и скрытен, как юноша, выросший среди чужих, в нужде, невежестве и страхе, но это — богато одаренная природа, и в нем нетрудно будет развить самые высокие и благородные чувства, вот увидишь.
— Дай-то Бог!
— Да, да, — продолжал с возрастающим одушевлением Ратморцев, — мы во всяком случае сделаем из него порядочного человека и полезного члена общества и даже в таком случае, если ему не достанется никакого состояния.
— А разве что-нибудь слышно про его дело?
— В том-то и штука, что теперь про это дело ровно ничего не слыхать, им считается даже неуместным интересоваться. Я раза три виделся с графом, подолгу беседовал с ним о разных предметах, но не нашел возможности упомянуть про Григория. Понимаешь?
— Это дурной знак. Неужели следствие замнут?
— Мало ли что могут сделать! — уклончиво ответил Сергей Владимирович и, помолчав немного, прибавил: — Во всяком случае, не мешает внушить Грише, чтобы он чрезмерным надеждам на скорое решение своей судьбы не предавался.
— Я ему на это еще недавно намекала.
— Хорошо сделала. Ну, а что дети? Ты писала, что они поздоровели и посвежели.
— Загорели даже, вот как на них в нынешнем году благотворно подействовал деревенский воздух. Особенно Вера. Теперь она уже не так похожа на сестру, щечки у нее розовые и пухлые, а у Сони овал лица удлиняется.
— Да и в глазах у нее другое выражение, чем у сестры. А с летами разница обозначится еще резче, вот увидишь. С каждым годом взгляд у Сони будет все глубже и мечтательнее, а улыбка…
— Да, Веринька дольше останется ребенком. Ее смех с утра до вечера раздается по всему дому, от каждой безделицы она приходит в восторг. Соня много серьезнее и стала задумываться.
— Голова у нее не болит? Помнишь, в прошлом году? — с живостью перебил жену Сергей Владимирович.