— Если он привьет ему вкус к наукам и к искусствам и желание учиться, уж и это будет много, — заметил Ратморцев.
— Да, да, и я то же думаю, — поспешила согласиться Людмила Николаевна. — Надо, чтобы он у нас жил, не правда ли? Мы отдадим его на попечение Вайяна, а Вайян еще нужен девочкам. Мы вот как решили: надо поселить его с нашим старичком во флигеле, свободное от уроков время он будет проводить в доме, у детей. Обедать он будет с нами, когда никого нет, а когда гости — в детской. Мы не будем скрывать, что принимаем в нем участие, но и хвастать этим перед посторонними неловко. К тому же в первое время, пока мы его не отполируем… ведь он — совсем мужик! Манеры у него ужасные, да?
— Нет, душенька, ты ошибаешься: ни мужицкого, ни лакейского в нем ничего нет… но он и на барина не похож, — вымолвил Сергей Владимирович, вызывая в памяти образ незнакомца, который должен был играть такую роковую роль в их жизни.
— На что же он похож? — с досадой спросила Людмила Николаевна.
— Как тебе сказать?.. Такие фигуры встречаются в монастырях, между послушниками. Да вот ты сама увидишь, я не знаю, как тебе объяснить.
— Симпатичный он?
— Чрезвычайно, — не задумываясь ответил Сергей Владимирович.
— Ну, слава Богу! Можно, значит, надеяться, что у него и характер хороший?
— Характер? Да у него, я думаю, никакого еще нет характера, он во многих отношениях совсем еще ребенок должен быть. Бутягин говорит, что те люди, у которых он жил, очень его хвалят.
— Тем лучше, тем лучше! — воскликнула Людмила Николаевна порывисто, вся бледная и трепещущая от усилий подавить смятение, наполнявшее ей душу.
XVII
Марта обрадовалась Полиньке. Ей очень хотелось видеть ее, но в доме был такой переполох вследствие визита Ратморцева и изгнания француженки, что она не решилась беспокоить отца.
— Как это хорошо, что вы сами догадались приехать ко мне! — воскликнула она, обнимая приятельницу. — Папенька не совсем сегодня здоров, и петь в зале нам нельзя, но мы займемся музыкой здесь, наверху, а потом будем вместе читать и болтать. Вы мне поможете отогнать мрачные мысли, которые меня осаждают, — прибавила она, пытаясь скрыть тревогу под усмешкой.
Полинька поспешила сообщить ей, что мадемуазель Лекаж у них.
— Вам, стало быть, известно, что папенька отказал ей? Она рассердила его своим любопытством; он, кажется, застал ее подслушивающей у двери кабинета, наверное не знаю; она начала было мне жаловаться на папеньку и оправдываться, но я попросила ее оставить меня в покое. Это, может быть, бессердечно с моей стороны, но я очень рада, что ее у нас в доме больше не будет. — Марта была очень возбуждена и говорила с лихорадочною поспешностью. — В последнее время я видеть ее не могла равнодушно, она каждым своим словом, каждым движением раздражала меня.
— А она, кажется, надеется, что вы будете просить ее вернуться, — заметила Полинька.
— Нет, нет, этого не будет! Папенька приказал уложить все ее вещи и отослать их туда, куда она скажет. Он и видеть ее не хочет. Если вы откажетесь поступить на ее место, я попрошу его найти мне другую компаньонку, но уже этой Лекаж у нас больше не будет.
— Почему же вы думаете, что я откажусь жить с вами? — спросила Полинька, с трудом сдерживая радость при мысли, что мечта близка к осуществлению.
— Потому что вы всех наших обстоятельств еще не знаете, — вымолвила Марта.
— И вы полагаете, что если ваши обстоятельства не так блестящи, как всем кажется, мое чувство к вам изменится? — с горечью заметила Полинька.
— Простите меня, но мне так тяжело! Я себя не узнаю, такая я сделалась злая и подозрительная в последнее время… с тех пор, как папенька нездоров и расстроен. Не будем лучше говорить об этом. Расскажите мне про себя. Достали вы билет на концерт Вьярдо? Если нет, я уступлю вам свой, мне не до концертов. Если бы еще папенька со мною поехал, но он наотрез отказался… — и вдруг Марта заговорила про посещение Сергея Владимировича. — Он нам — близкий родственник, и папенька был прежде с ним очень дружен, но теперь вот уже скоро двадцать лет, как они не бывают друг у друга. Дядю Сергея Владимировича я иногда встречаю в обществе, но его жену и дочерей никогда не видала.
— Теперь, может быть, и познакомитесь, — сказала Полинька.
— Нет, теперь на это еще меньше надежды, чем прежде. Папенька дяди не принял. Я его понимаю, — продолжала Марта с живостью. — Дела наши нехороши: нам, кажется, грозит потеря если не всего состояния, то большей части его; при таких обстоятельствах участие людей, даже самых близких, не может быть приятно, а уж таких, с которыми находишься во враждебном отношении, должно быть нестерпимо. Я, например, была бы в отчаянии, если бы меня стали жалеть Фреденборги. Дядя, может быть, приезжал и с добрыми намерениями, но он сделал это некстати и не вовремя. — Она помолчала с минуту, а затем продолжала вполголоса и задумчиво: — Мне кажется, нам грозят не одни только денежные потери, а еще что-то, более неприятное.