Бог Природы был невидим в окружающей буре, и слишком громко вокруг уже по самому цирку вокруг арены били его молнии. Где-то ткань цирка загоралась, поджигая и прочую, носящуюся по кругу мокрым вихрем, оттого быстро в нем тушась, также легко, словно перышко, бросаясь им далеко в сам окружающий город. Огни загорающейся от молний ткани, как и сами молнии, очень ярко выделялись на фоне остального окружения, в котором уже совсем потухли все цирковые огни факелов. Крыши у цирка уже не было, и почти все его этажи, вместе со всеми ложами, включая самую верхнюю с Ультрой, разрушились от страшной силы разгула стихии, и всю арену залил белоснежный свет отныне висящей высоко в небе прямо над головой Френтоса луны. Только Черное Пламя вилось неподвластно буре, не отбрасывая тени, вместо привычного Первородному Пламени треску заливая и без того шумную от бури арену чем-то похожим не то на шепот, не то на тяжелое дыхание.
— Пусть хоть трижды между моим Пламенем и этим Черным будет связь — я не собираюсь подчиняться убийце своих родителей. — стискивая зубы, собрав всю свою уверенность в кулак, исподлобья глядел в пустоту перед собой Френтос.
— Не важно, что ты говоришь сейчас. Скоро это изменится. И именно этому я должен помешать.
— Я сам этому помешаю! — рыкнул Френтос. — И тебе, и этому Пламени, и Думе, и имтердам! Все, кто навредят моей семья, — да хоть даже подумают об этом, — я всех их разорву! Пока я не спасу брата, никто не сможет меня убить! Я просто не имею права умереть!
— Ты!… — вдруг мощным шквалом ветра по ушам Френтоса ударил злобный крик Серпиона. — Да ты хоть представляешь, с кем собрался меряться силами!? Я пытался. Пытался сопротивляться, пока он сам меня не отпустил! Из его игры нельзя уйти живым. И поверь — судьба стать его частью намного страшнее смерти.
— Тогда я сделаю то, чего не смог ты. Даже если это будет стоить мне жизни. Меня… — окончательно кивая самому себе, тяжело выдохнул уже трясущийся от напряжения и разливающейся по телу усталости Френтос. — Никто не остановит.
Вспышка окто Серпиона произошла совсем рядом, как раз за спиной Френтоса, у границы бури, что он создал, и что все время медленно сужалась к центру. Френтос повернулся к нему лицом, и оба они, наклонив голову и глядя в глаза друг другу уверенным взглядом, стояли на своих местах абсолютно молча. В глазах Френтоса горело Синее Пламя, и видели те глаза перед собой не больше, чем труса, рухнувшего в бездну отчаяния под грузом собственных ошибок. В глазах Серпиона горел последний свет решимости, что разгорелся в нем снова теперь, после последних слов противника, освещая им его последнюю волю по крайней мере для последней атаки. Атаки из последних сил.
«Нет…» — тяжело дыша после затяжного боя, думал про себя Серпион, медленно ступая вперед, с каждым шагом сужая за собой к центру арены ветряную бурю, держа копье за самое навершие древка, острие держа в буре, движениями ветра и воды в ней разгоняя в нем страшный статический заряд. — «Кому-то вроде тебя…нельзя становиться оружием его воли.»
Скорость движений Бога Природы постепенно повышалась, и вместе с тем росло напряжение и дрожь в руках Френтоса. Они оба истратили много внутренней силы, и их тела уже изрядно ослабли от этого. Но то была лишь внутренняя сила, и двигала ими уже совсем не она, а куда более мощная сила духа.
«Всегда есть другой выход.» — телепатией будто с небес сотрясал его голову глухой голос старого друга, все время того боя пытавшегося отговорить Серпиона от совершения былых ошибок, в которых он сам никогда не видел зла, и всех которых в судьбе друга пусть не знал, все же понимая их как никто другой.
Именно этот друг помог Серпиону найти в себе решимость для исполнения своего плана в Дафаре, но и он же все время его пребывания в городе наставлял его на иной путь, к словам о котором отчаянный Бог Природы оставался глух, и игнорировал тот доброжелательный голос до сих пор, как бы тот не пытался его отговаривать. Он знал, что никто со стороны не имеет права вмешиваться в дела Бездны, и потому до сих пор лишь бессильно наблюдал за другом со стороны. Он ничем не мог ему помочь, и никак не мог его спасти.
Свет решимости в глазах Серпиона нарастал еще быстрее, и вместе с ним окружающая буря, дождь, и даже гром усиливались, своей чудовищной силой окто одного из сильнейших людей даже среди Богов расшатывая под его врагом землю, заставляя сильнее биться в тревоге его сердце. Френтос чувствовал, что вот-вот с ним произойдет что-то страшное, и его окто может не справиться сразу со всей готовой вырваться в один удар силой бури Серпиона. Он был мокр, обездвижен, и от того был слишком уязвим к подобной молнии, не созданной окто, самостоятельно собираемой его копьем от трения воздуха. Никогда прежде он не видел ничего подобного, и даже то, что он встречал в своих странствиях год назад, никак не могло сравниться с этим. Он просто не знал, как от этого защищаться.
«В этот раз все будет иначе.»