Еще в процессе речи товарища, Гоклон учтиво поклонился, положив левую руку на грудь, улыбаясь теперь еще сильнее, и, оттого, только неприятнее. Демоны, правда, не находили его улыбку неприятной — они и сами часто выглядели не лучше, также потерявшие в Первой Войне то плоть лица, то части конечностей, то вовсе некоторые внутренние органы. Что, конечно, в отличии от уродств Гоклона, отлично закрывали доспехи, и не подчеркивали жуткие белые глаза.
— Как вы все и сами знаете, собрались мы здесь сегодня еще не для битвы с имтердами и ардами, а для сражения с силой куда более страшной и коварной. И об этом вы тоже, наверняка, уже наслышаны. Пусть еще перед Большой Чисткой я просил вас не распространять эту информацию, на ее тему многие из вас уже успели немало повздорить. — уже серьезнее остановился рядом с самыми Кайлой и Тиадрамом, но все еще смотря на строй, Чеистум. Улыбка с его лица пропала, будто ее и не было.
Наши герои также как следует настраивали уши под его речь. Особенно сосредоточена была Кайла, уже потерявшая за началом обсуждения сей темы сонливость, заранее имея к ней великий интерес, теперь подавляющий даже ее зевоту, замещая легкую тряску от холода дрожью возбуждения сим интересом.
— Чеисом Дума. — тяжелым ударом отдались в сердце Кайлы слова Чеистума. — На момент начала вашей гибернации наш главнокомандующий считался погибшим в Бездне Марконнор. Спустя десятилетия, или даже столетия, он, все же, вновь вернулся на Запад, но отказался с нами сотрудничать. Для спасения из Бездны, он заключил союз с коварным Дораном, Правителем Бездны, с которым тот не мог принимать чью-либо сторону в еще продолжавшемся конфликте людей и имтердов, но и сам Доран обещал ему не мешать людям в подготовке к будущей войне.
Чеистум снова, в раздумьях немного опустив голову, тщательно подбирая слова перед бывшими воинами войска самого Думы, продолжил ходить от одного края сцены к другому.
— В каком-то смысле, Дума принял это решение во благо людям, и, став орудием воли самого Дорана, участвовал в его программе создания сильных героев для нас. Разрушение судеб людей, дабы болью распалить их Зеленое Пламя, создать могущественных октолимов, что однажды встанут на защиту нашей расы, как и мы когда-то.
Кайла чуть опустила голову, с особой неприязнью и болью в сердце принимая те слова, лишь чудом удерживая язык за зубами, открыто не называя Думу монстров, коли пошел на такие меры, тем более так безжалостно и хладнокровно. Она уже знала об этой системе, созданной Дораном, от своего дяди Корима, и это уже не удивляло ее. Пускай и все еще заметно ее злило.
— Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что Дума уже дважды пожертвовал собой ради нас, как это когда-то сделали Нис и Корть, пускай от старого Думы теперь и остались лишь одни злобные доспехи. И коли судьба распорядилась так, и наш герой окончательно потерял личность за Черным Пламенем, мы должны оказать ему последнюю услугу. Мы атакуем его вотчину, и подарим ему достойную смерть в бою. Из уважения к его подвигам. — снова остановился, серьезно кивнув воинам, Чеистум. — Из уважения к его жертве.
С лиц всех Демонов уже давно пропали улыбки, но свет доблести и чести в их глазах светил даже ярче висевшего над их головами солнца, а руки крепко сжимались уверенностью и мужеством. Как по команде они крикнули «Да!», уже совершенно серьезно, громко, и невероятно энергично. Даже Чеистум был опечален тем, что, совсем скоро, им всем придется сделать, и с тем сам от волнения крепко сжимал кулак левой руки, а правой рукой сжимал посох. Только Гоклон продолжал молча улыбаться, глядя на людей впереди, как и на самого Чеистума. Он чувствовал будоражащее их разум волнение, но совсем не чувствовал страха. Под командованием Бога даже новые воины в том строю впереди не чувствовали страха перед именем Думы, которым уже столетия люди по всему миру пугали своих детей. Это воодушевляло и радовало Бога Страха. Пускай он еще изредка поглядывал в сторону двух героев, с которыми, также молчаливыми, они с Чеистумом делили сцену. Волнение девушки переплетал почти подсознательный страх, пускай сама она по-прежнему старалась не выдавать волнения перед куда более спокойным юношей рядом. Но и в нем Гоклон чувствовал страх, и был то страх неизведанного перед собственным прошлым, которого он никак не мог, а иногда и боялся вспомнить.
— Мы выступаем немедленно через правые ворота города, на тропу, что ведет к Лесу Кортя. — уже оживленнее, пусть и так же серьезно, поднимая посох, отправился к огромной карте на двух тонких балках позади Чеистум.
Воины замолчали и начали вглядываться в карту, пытаясь понять, куда там теперь вдруг вышедшим из бутона Завядшей Розы острием указывал сам их командир.