Последний из Первых Миров - Эпоха Тишины. Том 2 (СИ)

Тиадрам наблюдал за той картиной молча, как и почти все время с самого момента пробуждения. Ночь была правда беспокойной для Кайлы, а постоянный шум никак не замолкающих в зале пятого этажа буянов окончательно не давал ей как следует проспаться. Она засыпала на минуты, иногда даже часы, но все равно просыпалась либо от стороннего шума и выкриков пьяных воинов, либо от собственных невеселых мыслей и снов. Тиадрам всю ночь спал совершенно спокойным, даже мертвым сном, не обращая внимания на иногда шумно проходящих мимо него воинов, не опуская руки с плеча прижимавшейся к нему, голову державшей на груди юноши, Кайлы. Его сны были слишком разрозненными, беспорядочными, даже бредовыми. Он едва ли мог запомнить даже единую долю тех снов по пробуждению, подскочивший над лежаком вместе с Кайлой сразу, как услышал с площади громкий вой военных рогов шофаров. Вой разбудил не только его, но и всех воинов в зале, по всему зданию, да и в принципе во всем едва уснувшем городе. Бурным потоком с немалой толкучкой все они вылились из домов на улицы, кто-то сразу собираясь перед воротами со своими командирами, а кто-то собираясь в одну большую кучу на плацу. В таком количестве людей, тем более октолимов, от ощущения всей той плотной внутренней силы собственной аурой, Кайле и Тиадраму немало поплохело, и в город они вышли уже слегка бледными. Свежий воздух быстро вернул им силы, окончательно разбудив, а солнце пригрело их думы и растопило лед сонливости. Пускай и не целиком. Весь город с самых небес уже обдувал слабый прохладный ветерок, но и солнце прогревало поднебесную еще не слишком активно. Подмерзающие воины тем более были не рады стоять столбом на плацу, и оттого еще больше возмущались действиям современных капитанов армии людей, тем более не советовавшихся с командирами еще выше о таких построениях. Чеистум понимал эту систему, но даже не пытался объяснять ее своим товарищам и даже Гоклону, до сих пор не видящему в ней смысла. Они только теперь оторвались от карты окрестностей Эмонсена, перевернув ее, оставив на всеобщее обозрение уже карту всего Запада, с ссылками на которую и собирались начинать речь.

— Ну-с. Пора начинать. — не спуская с лица уверенной улыбки, воодушевленно быстро отошел от карты к плацу Чеистум, останавливаясь у края сцены.

Все воины ниже замолчали, чуть разойдясь по строю в ту же старую добрую кучу, пусть уже более прямоугольную, лишь бы хорошо видеть впереди своих Богов и закрываемую теперь Чеистумом позади него карту. Гоклон подошел к тому же месту, встав левее товарища, с такого ракурса новым воинам даже напоминая его брата-близнеца. Их лица были слишком закрыты капюшонами, пусть и не без причины, и внешне они правда были очень похожи. То было не удивительно, учитывая, что они были самыми частыми собеседниками друг друга за всю свою жизнь. Да, это был именно их любимый «кладбищенский юмор», ибо жизнь Чеистума завершилась еще до Великого Спуска, а после него Гоклон просто ни с кем уже не разговаривал во льду Синокина.

— Не думаю, что среди вас есть те, кто никогда не слышал обо мне, или о моем товарище Гоклоне. — особыми командами своему телу через окто многократно усилил громкость своей речи Чеистум, с той же веселой улыбкой поднимая руки как настоящий оратор. — Сотни лет прошли с момента нашей последней встречи в Синокине, и я крайне рад приветствовать вас всех здесь сегодня! Мои дорогие товарищи из далекого прошлого, и отважные воины нового времени — сегодня вы все часть единого целого, объединенной армии людей, что совсем скоро встанет на защиту мира от угрозы имтердов, и покроет себя вечной славой, как сделали это мы столетия назад.

Долго стоять на месте, разумеется, он и сам не собирался. С легким скрипом досок под собой, он начал медленно двигаться по краю сцены от одного угла к другому, заведя левую руку за спину, а правой все так же упираясь в металлический посох, прозванный Завядшей Розой. Как и у чуть отступившего назад, открывая дорогу другу, Гоклона, посох Чеистума был оружием, но куда более изощренным, чем заостренная и зазубренная металлическая палка товарища. Завядшая Роза состояла из множества звеньев, соединенных внутри острой шипастой лозой, тем более пропитанной ужасным нейротоксином. Даже вид сего оружия в руках старого командира воодушевлял лично сражавшихся с ним бок-о-бок Демонов, и от этого, как и от слов речи Бога Смерти, они возбужденным и радостным хором кричали, ликовали, и активно жестикулировали руками.

— Все же, дабы воздать уважение этикету… — на секунду остановился Чеистум, указывая воинам левой рукой на своего товарища, до сих пор соблюдающего тишину, лишь с неприятной, свойственной его страшному лицу, улыбкой наблюдая за плацом. — Сей муж зовется Богом Страха, и имя ему Гоклон. Я же являюсь Богом Смерти, и имя мне Чеистум.