Последний из Мраксов

Молодой Мракс сильно ударился об стену, но тут же, вспомнив опыт приюта, сгруппировался, вскочил и бросился бежать. Том несся в свою комнату со всех ног, испуганный. У себя он сразу забрался под одеяло и свернулся калачиком, с трудом удерживая слезы. Грубость опекуна напугала его безмерно. Но, даже трясясь от страха, он помнил новости первой полосы:

«Побег мальчика-который-выжил! Гарри Поттер перешел на сторону Темного Лорда? »

Дураком Марволо Мракс не был никогда. Он понял гораздо больше, чем ему самому хотелось бы. Опекун не разозлился бы на него так сильно, если бы Том узнал что-то незначительное. Значит, эта газета была подлинной. «Пророк» из будущего! Даже представить себе сложно. Газета, опубликованная через шестьдесят лет! Но откуда она могла быть у Найджелуса и зачем она ему? Том никогда не слышал о путешествиях во времени, тем более на такие чудовищные расстояния. И, тем не менее, очевидно, они возможны, доказательство он только что видел собственными глазами.

Значит, некто прибыл из будущего и зачем-то передал опекуну эту газету. Но зачем этот человек сделал это? Очевидно, что бы что-то изменить. Однако почему именно Найджелус должен менять прошлое? Или лорд Певерелл сам предпринял путешествие в девяносто седьмой год и купил там газету? Но зачем ему это нужно? Был еще один вариант, о котором Тому думать совсем не хотелось. Однако логика подсказывала ему, что он самый что ни на есть верный.

У Найджелуса не было никого: ни семьи, ни друзей. Певерелл нигде не учился, ни с кем не общался, ни в чем не участвовал. Он очень редко говорил о своем прошлом, создавалось впечатление, что, прибыв в Англию за несколько месяцев до знакомства с Томом, лорд Певерелл начал свою жизнь с чистого листа. Он часто вел себя с Томом так, будтотот его чем-то обидел. А вклады совершал, словно заранее знал, какие компании и когда разорятся.

Лорд Найджелус прибыл из будущего. Из будущего, как бы невероятно это не звучало.

Нет.

Судя по тому, что он говорил, его заставили отправиться сюда.

Но кто мог сделать это? И зачем?

***

На платформе 9 и 3/4, спасибо министерским, как всегда светило солнце, хотя Лондон второй день страдал от настоящего ливня с громами и молниями, а также градинами размером с горошины. Ухали совы, причитали мамаши, скрипели тележки с багажом. Шум действовал на нервы и почти сводил к нулю возможность поговорить: чтобы быть услышанным, пришлось бы кричать в полный голос. Что, впрочем, не помешало Регулусу начать делиться с братом и сестрой, лишь два дня назад вернувшимися из кланового путешествия в Мексику, впечатлениями о фотоаппаратах и тыкать им под нос свои первые эксперименты на этом поприще. Фотографировал он, разумеется, Найджелуса и свои любимые ядовитые цветочки. Лорд Арктурус молча внимал младшему брату, изредка бросая гневные взгляды на Певерелла. Дело в том, что когда Регулус еще финансово зависел от Блеков, подобной свободы покупать, что в голову взбредет, ему не давали, хотя денег, конечно, у них было не меньше, чем у Певереллов. Арктурус серьезно считал, что так баловать младшего братца просто-напросто нельзя и ни к чему хорошему это не приведет, поэтому иногда начинал подозревать своего почти зятя в каких-то непонятных злых намерениях.

Лорд Певерелл снимал с сундука Тома наложенные дома заклинания, стараясь не встречаться с мальчиком взглядом. Разумеется, он извинился перед Томом за свое поведение в тот вечер в кабинете, но ему было все равно стыдно за то, что он поднял руку на ребенка. Кроме того, очень хотелось спросить, сколько паршивец успел увидеть до того, как опекун проснулся и какие из этого сделал выводы. Он не сомневался, что кое-что Том увидел, а еще не сомневался, что достойный наследник династии Мраксов, слизеринец от ушей и до кончиков пальцев, воспитанник непременно солжет, если задать вопрос в лоб. Гарри колебался: имел ли он право применить к мальчику легилименцию без его разрешения? Раньше он, не задумываясь, сделал бы это, но в последнее время невольно стал воспринимать Тома, как своего младшего братика или племянника. Мальчик зависел от него и доверял ему, как единственному своему родственнику и защитнику. Разрушать это доверие, пользоваться им не хотелось, даже несмотря на то, что мальчик все равно не узнал бы об этом.