— Ах, я очень рад, — сказал Монкальм и, дружески взяв Дункана под руку, отвел его в глубину своего шатра, подальше от слушателей. — Я ненавижу этих мошенников: никогда не знаешь, как держаться с ними. Итак,— продолжал он, — хотя я очень гордился бы, если бы мне удалось принять вашего начальника, я счастлив, что он нашел уместным прислать сюда такого отличного и, без сомнения, такого любезного офицера, как вы.
Дункан низко поклонился: комплимент доставил ему удовольствие, несмотря на героическое решение не поддаваться хитрым уловкам Монкдльма. Монкальм помолчал мгновение, как бы собираясь с мыслями, потом снова заговорил:
— Ваш начальник — храбрый человек, вполне способный отбивать мои нападения. Но скажите, майор, не пора ли вам прислушаться к голосу гуманности, отложив доказательства вашей храбрости, которая и без того бесспорна? Ведь гуманность и храбрость в равной мере характеризуют героя.
— По нашему мнению, оба эти качества связаны неразрывно, — с улыбкой ответил Дункан. — Видя в отваге вашего превосходительства причины, возбуждающие храбрость, мы до сих пор еще не имели случая отвечать вам гуманностью на гуманность.
В свою очередь, Монкальм слегка поклонился, сделав это с видом человека, привыкшего к лести и не обращающего на нее большого внимания. Подумав мгновение, он прибавил:
— Может быть, мои подзорные трубы обманули меня и ваши укрепления лучше выносят канонаду моих орудий, чем я предполагал? Вы знаете наши силы?
— Сведения, которые мы получаем, различны, — небрежно заметил Дункан, — но высшая цифра, доставленная нам, не превосходила двадцати тысяч человек.
Француз закусил губу и впился взглядом в лицо своего собеседника, точно желая прочитать его мысли. Но скоро с характерным для него присутствием духа он продолжал говорить, как бы подтверждая достоверность цифры, вдвое превышающей численность его войска:
— Нелестно для нашей бдительности, майор, что, несмотря на все усилия, мы никак не сможем скрыть силы нашей армии, а казалось бы, что это легче всего сделать в здешних громадных лесах. Мне сказали, что дочери коменданта проникли в форт уже после начала осады.
— Это правда, маркиз, но они совсем не лишают нас мужества, напротив — сами дают пример смелости и твердости. Если бы только одна решимость была необходима для отражения натисков такого превосходного генерала, как маркиз де Монкальм, я охотно доверил бы защиту форта Уильям-Генри старшей из мисс Мунро.
— Благородные качества переходят по наследству, а потому я охотно верю вам, хотя, как уже сказал раньше, мужество имеет свои границы, и не следует забывать о гуманности. Надеюсь, майор, вы явились ко мне с предложением сдать крепость?
— Разве ваше превосходительство нашли нашу оборону до такой степени слабой, чтобы считать эту меру необходимой?
— Мне было бы грустно видеть, что оборона затягивается. Ее продолжительность раздражает моих краснокожих друзей, — продолжал Монкальм и, не отвечая на вопрос Дункана, окинул взглядом группу насторожившихся индейцев. — Даже теперь я с трудом сдерживаю их.
Хейворд промолчал, потому что в его уме воскресли печальные воспоминания о тех опасностях, которых он так недавно избежал, и возникли образы беззащитных существ, разделявших эти страдания.
— Подобные господа, — продолжал Монкальм, пользуясь, как он думал, выгодами своего положения, — особенно страшны в минуты раздражения, и незачем говорить вам, как трудно сдерживать их злобу. Так что же, майор? Не поговорить ли об условиях?
— Боюсь, что вы, ваше превосходительство, были обмануты относительно крепости Уильям-Генри и численности ее гарнизона.
— Я стою не перед Квебеком — передо мной только земляные укрепления, защищенные двумя тысячами тремястами храбрых воинов, — послышался лаконичный ответ.
— Конечно, нас окружают земляные валы, форт не расположен на скалах мыса Даймонд, но он возвышается на берегу, который оказался таким гибельным для барона Дискау и его отряда. А на расстоянии короткого перехода от наших укреплений стоит сильное войско, которое мы считаем частью наших оборонительных средств.
— Шесть или восемь тысяч человек! — возразил Монкальм, по-видимому, с полным равнодушием. — Предводитель этих сил считает, что его солдаты находятся в большей безопасности за стенами форта Эдуард, нежели в открытом поле.