Последний интегратор

Уже второй раз Кирилл показывал, что знает об истории что-то такое, чего никто не знает. Ване захотелось познакомиться с дедом Кирилла, который жил на Островах.

Глава X. Снова июнь

— Кто здесь Тюменев? — спросила какая-то строгая женщина.

Студенты указали ей на подоконник, на котором я сидел. Я сполз с подоконника. Строгая женщина брезгливо посмотрела на моё лицо, на котором красовались синяки и ссадины, и сказала:

— После экзамена — к ректору.

Я не успел спросить о причине, как она уже ушла.

— Ректор без нашего Ваньки не может управлять институтом, — сказал Артём.

На рукаве его пиджака была нашивка — чёрный ромб с красными буквами СД. Такие же нашивки были у всех студентов, даже у девушек. Всех студентов записали в организацию под названием Студенческая дружина по охране порядка. Коротко — Студенческая дружина. Хотя это была добровольная организация, но никого не спрашивали, хочет он туда вступить или нет. Меня тоже записали. Нашивка лежала у меня в кармане.

Я был не против вступления в СД. Помогать полиции патрулировать улицы, ловить шпану и пьяниц — что в этом плохого? Расцветка ромбов напоминала чёрно-красные галстуки Легиона. А как я мечтал о Легионе, ещё когда ходил в детский сад! Как я завидовал старшим ребятам! Какие у них были значки — орёл со сложенными крыльями! Но ещё лучше были значки у старшеклассников из Преторианской гвардии — орёл с расправленными крыльями.

Я пробыл в Легионе всего год — в первом классе. Легионерская жизнь уже ничем не отличалась от обычной гимназической жизни. Никаких тебе военных игр. А потом Легион и вовсе закрыли. Остались только лагеря Легиона, которые переделали в Лесные лагеря. Родители почему-то радовались закрытию Легиона. Я не мог понять, чему тут радоваться.

Студенческая дружина была похожа на Легион или Преторианскую гвардию. Но теперь я почему-то сомневался. Я думал, что чиновники, которые придумали СД, наверняка дифферы. Как и все чиновники. А в дифферских делах я участвовать не собирался. Я хотел посоветоваться с Карапчевским. Поэтому носил нашивку в кармане.

Из кабинета вышел Денис. Он показал мне пять пальцев — конечно, пятёрка, и спрашивать не надо! — и подошёл к Наташе. Она пришила ромб золотыми нитками — так он был ещё заметнее.

Я решил, что зайду среди последних. Латынь никогда мне хорошо не удавалась, и подготовился я плохо. Неудобно готовиться, когда при каждом повороте или напряжении между рёбрами ввинчивается резкая боль. Пришлось всё-таки пойти к врачу, пить обезболивающее, мазать грудь мазью. Вся одежда пропахла аптекой.

Артём тоже ждал конца экзамена. Он тоже плохо подготовился. Но по другим причинам. Он так старательно притворялся равнодушным, когда смотрел в сторону Дениса и Наташи, что всё было ясно.

Артём получил четвёрку, а я напереводил на тройку, но профессор сжалился и поставил четвёрку. Мы вышли и со словами: «Друг мой, брат мой!» — начали так прыгать и танцевать, что у меня опять стрельнуло между рёбрами. Профессор нас наверняка услышал, но нам было всё равно. Мы были уже третьекурсники, а не какие-то второкурсники и тем более не эти малыши-первокурсники. В коридоре никого не было, никто не хотел разделить нашу радость.

За окном шумел бесконечный мелкий дождик. Такой серый, такой нудный, такой осенний… Печальное сопровождение для нашего триумфа.

— Тебе же к ректору, — сказал Артём. — Тебя подождать?

— Не надо, — сказал я. — Я потом…

— В Интеграционный комитет, — понял Артём.

— Может, ты со мной? — спросил я.

— Мне вечером в патруль, — сказал Артём и похлопал по ромбу на рукаве.

Мы распрощались, и я пошёл к ректору. Строгая женщина в приёмной ректора велела мне сидеть и ждать. Я сел в приёмной. Строгая женщина велела мне сидеть в коридоре и ждать. Я ждал полчаса.

Через полчаса из кабинета вышел сам ректор и его посетитель. Посетитель был невысокий мужчина, в очках, с залысинами. Сам он был довольно щуплый, но лицо у него было по-младенчески круглое. Он пытался придать своему младенческому лицу сердитое выражение — хмурил брови и сжимал пухлые губы.

— Виктор Викторович, — сказал ректор, — не беспокойтесь. Наш институт на вашей стороне.

В присутствии круглолицего он как будто старался сузить своё расплывшееся квадратное тело.

— Хотелось бы верить, — сказал круглолицый и сердито посмотрел на меня.

Проводив посетителя, ректор тоже посмотрел на меня, но не позвал, а ушёл к себе. Я просидел ещё пять минут. После этого строгая женщина разрешила мне войти.

Я уже был знатоком начальнических кабинетов, и меня не удивил ни Т-образный стол, ни портрет первого консула, ни египетские безделушки на столе. А сам ректор меня тем более не удивил.

— Тюменев? — сказал он, что-то записывая. — Что у вас, Тюменев?

Как будто не он меня вызвал, а я сам к нему припёрся.

— Последний экзамен? — спросил он.

— Да, по латыни, — сказал я.

— И что получили?

— Четвёрку.

— Поздравляю. Но можно было лучше. Ведь можно было?

Я думал о том, зачем он меня вызвал. Это же не гимназия, а он не классный руководитель, чтобы ругать каждого за оценки.