Последний интегратор

— А вы были на Островах? — ехидно спросил Юлик.

— Бывал, — ответил я.

Все ребята издали одновременное: «О-о-о!..» — то ли в восхищение, то ли в осуждение. Артём был готов захохотать над такой шуткой и обнял меня за плечи. Но он увидел, что я не шутил.

— И сколько же раз? — спросил Юлик.

Больше, чем ты, подумал я и сказал:

— Один раз.

Снова по оврагу понеслось: «О-о-о!..»

— А завтра поеду опять, — сказал я.

— Это ваше дело, — сказал Юлик. — Как я говорил, на сегодня работа закончена. Поешьте — и домой.

Юлик оставил музейщиков охранять подземный вход и обрыв, погнал нас к шатру, а сам отправился сообщать начальству важные новости.

Артём и Денис пошли есть кашу и компот. Артём предложил, что надо по этому случаю купить торт, и не только торт. Я миновал шатёр и пошёл дальше — на площадь, где мы договорились встретиться с Майей.

Майя и Наташа сидели на скамейке и лизали мороженое. Я коротко рассказал им об открытии. Наташа изумилась больше Майи. Она бросила растаявшее мороженое в урну и побежала узнавать подробности от Артёма.

Майя доела мороженое и вытерла платком руки и губы, потом закрыла рот и нос повязкой. Я достал свою повязку, которую сегодня ни разу не надевал, поэтому она была белоснежной, и тоже закрыл себе лицо.

* * *

Мы шли вдоль набережной. Я посмотрел на другой берег Ерги, который тонул в жёлтом дыму. Острова совсем не различались. Я подумал: может быть, подземный ход ведёт на Острова? Это значит… Тут Майя что-то сказала, и я сбился с мысли. Она опять что-то сказала. Я что-то ответил.

На полпути Майя протянула мне руку, и мы пошли, держась за руки. Она постоянно что-то говорила, а я что-то отвечал. Потом я что-то говорил, а она что-то отвечала. Потом мы ничего не говорили.

Мы свернули на Телеграфную, прошли под аркой и оказались во дворе дома, где жила Майя. Во дворе почти никого не было, только на собачьей площадке какая-то дама выгуливала таксу. Мы встали в тень беседки и сняли повязки.

— Завтра на карнавале? — спросила Майя.

— Да, — сказал я.

Я вспомнил о Карапчевском.

— То есть нет, — сказал я. — Я не могу.

Майя отшатнулась.

— Мы же договорились, — сказала она. — Мама с папой уехали на дачу, подальше от дыма, а я осталась. Из-за карнавала.

— Завтра я должен помочь одному человеку.

— Что это за человек?

— Не важно. Я не могу пойти на карнавал.

Сейчас она закатит истерику, подумал я. Но не всё ли мне равно? Я пошёл её провожать, чтобы сказать ей… Я хотел сказать… Что я хотел сказать?.. Что я её больше не люблю. А кого я люблю? Мне было страшно подумать, что жену Карапчевского. Нет, её я не люблю. Её не люблю. Она же мне в матери годится. В лучшем случае, в старшие сёстры. Никого я не люблю. Я люблю своё дело. Интеграция — вот моё дело.

Ничего этого я не сказал.

— Что это за человек? — повторила Майя. — Назови имя.

— Это совсем не то, что ты думаешь, — сказал я. — Я работаю в Интеграционном комитете. Завтра мы с главой этого комитета Александром Дмитриевичем Карапчевским поедем на Острова.

— Да, папа что-то говорил про этого Карапчевского, — сказал Майя. — Защитник кхандов… И ты тоже защитник кхандов?

— Мы боремся за равные права для кхандов, — сказал я. — За интеграцию авзанов и кхандов.

— Объединяться с этими поганками! — воскликнула Майя.

Во дворе не было ни кустика, ни деревца. Постриженная газонокосилкой трава пожухла от жары. Все дворы на Телеграфной, Аптекарской и других улицах старого города заросли сиренью, черёмухой, рябиной, клёнами, яблонями, тополями. Здесь были только посеревшие широкие пни от вырубленных деревьев. Раньше меня это не удивляло. Теперь двор казался мне нежилым, неуютным.

Дама с таксой остановилась возле беседки. Собака была так откормлена, что не походила на таксу. Брюхо свешивалось почти до земли. Мордочка была обёрнута ватно-марлевой повязкой.

— Здравствуй, Майечка, дорогая, — сказала дама. — Какой ужасный дым. Моей Грации так трудно дышать. Она в последние дни почти ничего не ест. И ещё стала кашлять. Вы знаете, это ведь всё кханды. Они во всём виноваты.

— В чём виноваты? — спросил я. — В кашле?

— В дыме. В жаре. Им нравится, когда очень холодно или очень жарко. Помните, какая была зима? Теперь вот лето… Им нравится жара и холод, вот они и меняют погоду. Уж поверьте, они умеют. Им нравится жара и холод. Я про это читала, в научно-популярном журнале. Лет, знаете, двадцать… пятнадцать назад. Я тогда была в твоём возрасте, Майечка. Любила читать научно-популярные журналы.

Глава VIII. Июнь, следующий день

Мы с Карапчевским сидели в пустом трамвае, который ехал в промзону. Ночью приползли низкие тучи, но температура не снизилась, ветра не было, дождя не было. Духота только усилилась. К утру тучи рассеялись, и жёлтый туман стал ещё гуще. Он втекал во дворы и улицы, как вода, заполняющая низменности.

Республиканская улица от музея до Вокзальной была перекрыта из-за карнавала, поэтому трамвай ехал по параллельным улицам. Сразу за эстакадой нам в нос ударили омерзительные запахи. Непередаваемая смесь гнилья и горящей свалки. Мы надели повязки. Сегодня я взял с собой пять штук.