Последний интегратор

Здесь было светло. Вот только непонятно было, откуда струился свет. Как будто, кроме окон, были и ещё какие-то скрытые источники. Но не было видно ни лампочек, ни свечек.

Пахло стружками, смолой, сушёными травами.

За столом сидел старый кханд. У его ног лежал чёрный пёс.

— Здравствуйте, Семён Кириллович, — сказал Карапчевский.

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич, — сказал старик. — По делу или в гости?

Голос у него был глубокий, хрипловатый. Его причёсанные волосы и борода казались седыми, но они были серебристыми, словно кханды не седеют. Голубые глаза были огромные, ясные. Орехово-смуглое — не от природы, а от солнца и ветра, — лицо исполосовано морщинами, как у сказителя на рисунке Ин. П. Золотцова. Но одет он был не в тряпьё, а в чёрный костюм без галстука, чистый и выглаженный, немного старомодный.

— По делу и в гости, — сказал Карапчевский. — А это Иван — мой новый ассистент.

Я тихо поздоровался.

— Рад познакомиться, — сказал старик. — Мы раньше не встречались?

— Нет, — сказал я.

Старик пристально посмотрел мне в лицо. Я не мог выдержать его взгляда. Голубые глаза жгли огнём.

— Проходите за стол, — сказал старик.

Карапчевский быстро разделся, разулся и прошёл к рукомойнику у двери. Мне было стыдно, что я впёрся в своих грязных ботинках в такую чистую комнату. Когда я их снял, то мне стало стыдно за носки.

Старик встал. Он был выше Карапчевского и даже выше меня. Он вставал и ходил не как старик, а как молодой человек. Он не кряхтел, не держался за поясницу, у него была прямая широкая спина и крепкие ноги. Он был похож на своего пса — такой же большой и сильный.

— И носки снимайте, — сказал он.

Я посмотрел на Карапчевского, он кивнул. Гуров легко наклонился, без смущения взял ботинки с вложенными в них носками и пронёс их через всю комнату к другой двери. Он выставил ботинки за дверь, туда же прошёл пёс, и Гуров закрыл за ним дверь.

— Успеют высохнуть, — сказал он. — А вы, Иван, умывайтесь.

Я сменил Карапчевского у рукомойника, тщательно вымыл руки под неожиданно тёплой водой и вытер их о свежее полотенце.

На столе стояли большой металлический чайник, маленький заварочный чайник, чашки, блюда со сладостями. Гуров налил всем чай. Чай по-кхандски — чёрный, крепкий, с травами.

— Семён Кириллович, — сказал Карапчевский, — вы знали, что Первая гимназия опять стала раздельной?

— Знал, — сказал Гуров.

— Никто из родителей даже не возражал. А это была последняя совместная гимназия в городе. Теперь осталась только гимназия на Островах. Она формально совместная, но туда ходят только кханды.

— Больше туда никто не ходит.

Карапчевский ошеломлённо смотрел на Гурова.

— Как никто не ходит? — спросил он. — Её тоже закрыли? А мне опять не сообщили.

— Пока не закрыли, — сказал Гуров. — Туда никто не ходит.

— Почему?

— Нам это не нужно. Кхандам не нужны гимназии. Кхандам не нужны институты. Я вам говорил об этом десять лет назад. Для дворника или строителя не нужно образование. Гимназия на Островах не нужна. Учителя уже знают. В понедельник они не придут.

Карапчевский замолчал.

— Хотите ещё чаю? — спросил Гуров.

— Я не допил, — сказал Карапчевский. — И чистая вода вам не нужна?

— У меня невкусная вода? — Гуров отпил из своей чашки. — Вкусная.

— Мы проводили анализ воды из колодцев…

Гуров не дал Карапчевскому договорить:

— Это ваши анализы. Они сделаны вашими приборами. По-вашему, это вода плохая. По-нашему, хорошая.

— По-нашему, по-вашему! Вода с дерь… — Карапчевский осёкся. — Такая вода — это для всякого плохо, даже для собаки.

— Это ваши анализы, — повторил Гуров. — Это ваши приборы. Свинья грязь везде найдёт.

Кажется, он имел в виду меня. Кусок приторной сладости застрял у меня в горле.

— Это всего лишь приборы, — сказал Карапчевский. — Они ничьи. Они просто показывают, что есть на самом деле.

— Ничего они не показывают.

— Я говорю о самых простых вещах — образование, улучшение быта. Я хочу, чтобы кханды имели всё то, что имеют авзаны. А вы постоянно твердите мне о том, что это всё не нужно.

— Вы лучший друг кхандов, Александр Дмитриевич. Мы это признаём. Вы всегда будете желанным гостем в любом доме.

— Но вам не нужно ничего из того, что я предлагаю?

— Не нужно.

— И мост не нужен? В следующем году через реку будут строить мост. Автомобильный и пешеходный. Он вам нужен?

— Один мост через реку уже был. Вы помните, как его взорвали?

— Мне тогда было лет пять.

— А я помню. Хороший был мост. Каменный.

— Значит, вам не нужна удобная связь с городом? Лучше паром?

— Можно без парома. Лодки у нас есть.

Карапчевский вскочил. Он прошёл от одной стены до другой и обратно. Уставился в птицу с резными крыльями, шлёпнул её пальцем по клюву, и она закрутилась. Развернулся к Гурову.

— Ничего вам не нужно, — сказал он. — Почему тогда десять лет назад многие кханды переехали в город? Почему они отдавали своих детей в гимназии? Значит, им это было нужно.

— А почему они все вернулись? — спросил Гуров.

— Реформа только началась, — сказал Карапчевский.

— Анализы, реформа. Это всё ваши слова. Мы таких слов не понимаем. Вот «бледные поганки» — это мы хорошо понимаем.