Последний интегратор (СИ)

-- Теперь эти так называемые учёные говорят мне, что они разочаровались в интеграции. У них, видите ли, ничего не получилось. Они заехали ко мне, чтобы поделиться со мной своими нелепыми оправданиями. Они, наверное, ожидали от меня сочувствия.

-- Они долго тебя поддерживали, -- сказал Жебелев.

-- Недостаточно долго, -- сказал Карапчевский.

-- Никита, ты ему объясни... -- сказал Жебелев.

Никита Максимович могуче выдохнул.

-- Не трать слов, -- сказал Карапчевский. -- Я знаю все аргументы. Они долго меня поддерживали, они отдали все силы, они не видят результатов своей работы. Они разочаровались, они устали. Нужно понять и простить. Я тоже поначалу себя в этом убеждал. Ушёл один, ушёл второй, ушёл третий. Я говорил себе: они устали. Я их понимал и прощал. Ушёл Игнат. Я сказал себе: он устал. Я его понял и простил.

-- Простил? -- спросил Жебелев.

-- Нет, не простил! -- сказал Карапчевский. -- Не простил, потому что пришёл Иван.

Все обернулись на меня. Я безуспешно пытался вытереть салфеткой испачканные мёдом пальцы.

-- Знаете, в чём важность Ивана? -- спросил Карапчевский.

-- В том, что ко вторнику он должен сделать доклад на моём семинаре, -- сказал Жебелев.

-- И сделает, -- сказал Карапчевский. -- Иван -- человек слова. Важность его не в том, что он пришёл в Интком, а в том, когда он пришёл. Он пришёл, когда всё рушится, когда предатели множатся с каждым днём. А он всё равно пришёл. Он пришёл не в то влиятельное учреждение, каким Интком был десять лет назад. Он пришёл к кучке изгоев. Такими мы были пятнадцать лет назад. И пока к нам приходят такие, как Иван, наше дело будет жить.

-- Ты не можешь отрицать, что Игнат тоже многим пожертвовал, -- сказал Жебелев. -- Он был высококлассный инженер-электронщик, чудо-ребёнок. Ещё когда он учился, его зазывали за границу. А он поехал с тобой в Туганск, переворачивать мир. А потом...

-- А потом сломался, -- сказал Карапчевский. -- Не смог совладать с трудностями. Значит, не надо было начинать.

-- Он ведь отдал интеграции все свои молодые годы, -- сказал Жебелев. -- Как ты можешь?..

-- Годы! -- сказал Карапчевский. -- Всего лишь годы. И устал, разочаровался. Ты понимаешь, что для изменения мира годов мало? Тысячи лет существовали правила, по которым жил этот мир. Нам на изменение правил дали только десять лет. А нужны века. Нам нужны люди, которые думают не о годах, а о веках.

-- Тебе нужны механические люди, -- сказал Жебелев. -- Автоматы, а не люди.

Они так и стояли возле стола. Никита Максимович присел и освежился вином. Евгения не отходила от мужа. Правой рукой она держала его руку, а левой нежно поглаживала бутоны тюльпанов. Потом она взяла левой руку Жебелева и сказала:

-- Зачем вы спорите? На самом деле, вы друзья и единомышленники. Здесь все твои единомышленники, Саша.

-- Возможно, я чего-то не понимаю, -- примирительным тоном сказал Жебелев. -- Я всего лишь архивист. Бумажный червь. Мне прошлый век ближе сегодняшнего.

-- Не прибедняйся, -- сказал Карапчевский.

-- Возможно, я не разбираюсь в современности. Но я прилично разбираюсь в прошлом. Я вижу, что в прошлом такие радикалы, как ты, всегда проигрывали. Радикалы требовали утопии немедленно. Никто не добился утопии.

-- В этом твоя ошибка. Радикалы требовали утопии, зная, что не добьются утопии. Зато по ходу дела они добивались малых улучшений, которые на волосок приближали наше общество к утопии. Чтобы добиться от человечества немногого, следует требовать от него побольше.

-- Радикализм, как и было сказано.

-- Я готов пойти на любой радикальный шаг, если это поможет кхандам.

Он вырвал руку, сел за стол и налил всем вина.

-- За кхандов! -- провозгласил он и выпил первый, когда никто не успел коснуться бокалов.

Никита Максимович, Жебелев и я выпили. Евгения чуть пригубила и села на диван рядом со мной. Я взял пирожок и принялся быстро его пожирать.

-- Возьмём, для примера, твоих кхандов... -- сказал Жебелев.

-- Моих, -- сказал Карапчевский.

-- Возьмём кхандов. Ты утверждаешь, что хорошо их понимаешь.

-- Ты как будто сомневаешься, Серёжа, -- вступил долго молчавший Никита Максимович. -- Саша -- лучший в мире специалист по кхандам. Есть те, кто лучше знает их историю. Есть те, кто лучше знает их биологию. Но, так сказать, лучшим в мире кхандоведом -- специалистом по кхандам вообще -- является Саша.

Карапчевский хлопнул Никиту Максимовича по плечу. Тут-то я заметил, что, несмотря на разницу в телосложении, у Александра и Никиты Карапчевских было много общего в чертах лица: в форме носа, глаз, губ. На самом деле, эти двоюродные братья больше похожи на родных братьев, чем некоторые родные. Как там было сказано? "Друг мой, брат мой! Больше, чем брат!"

-- В прошлом было много отличных кхандоведов, -- сказал Карапчевский. -- Помнишь, был такой автономист -- Золотцов?

-- Иннокентий Прокофьевич, -- сказал Жебелев. -- Протоинтегратор. Он предлагал забирать у кхандов младенцев и воспитывать их как авзанов.

-- Да, это было слишком... Это был слишком...

-- ...Слишком радикальный шаг.