Последний грех

Впрочем, врачеватель из Шапиро был такой же, как из мясника — ветеринар. Мясник мог кормить скотину клевером, гладить ее по холке и даже колоть витамины. Но все ради одного — мяса! Хотя сами пацаны мясником считали другого человека — Карпыча. Если для них Шапиро являл нечто подобное ангелу, то лысый усач олицетворял демона. Но сам Карпыч, тоже считал, что демон — это поневоле. Он, как и Марк, просто делает свою работу — грязную, а подчас и кровавую, но без нее никуда. Потому, как даже изощренная ложь и слащавые уговоры «ангела» могли сломать всех. И кому-то по определению надо было быть плохим. Ужасным, жестоким и опасным. Карпыч и был таким. Лишить новичка воли, заставить его подчиняться и делать то, что было дико и ужасно по сути своей — Марк не всегда с этим справлялся. А демоническое насилие работало безукоризненно. Пудовым кулаком или кожаной плетью он крушил детское тело, а вместе с тем и сознание. Разбивал, словно молотком, скорлупку сопротивления, размалывая ее в прах. Взгляд, налитый злобой и яростью, выжигал в детском сознании: «Слушай и подчиняйся!»

Когда новичок «въезжал», его переводили в коллектив. Специфическая атмосфера делала и там свое дело. По разговорам и нравам, новенький быстро понимал, куда он попал. Пацаны сами склоняли его к мысли, что ничего ужасного в происходящим нет. «Здесь почти, как в обычном детдоме. Только кормят лучше и к мужикам всяким в номера или сауну возят, — говорили „старики“. — А там, бывает, еще и подарки дарят». Если ж пацан и после этой обработки упирался, Карпыч работал с ним индивидуально. Новичка переводили в карцер, где голод и побои вытряхивали остатки инакомыслия. Час, день, неделю. В конце концов, ломались все. После карцера пацан созревал, и к процессу подключался ювелир — Марк Шапиро. Удовольствия это ему по-прежнему не доставляло, но, как сказал Хозяин, каждый должен был заниматься своим делом. Шапиро и занимался.

* * *

Ледяной монолит бетона нестерпимо жег спину. Железные кровати у бетонных стен, фанера вместо матраса и тусклая лампочка под потолком. Больше ничего. Максим не шевелился. Изможденное тело надрывно ныло, а сознание, временами проясняясь, требовало одного — клея! Дыхнуть и все к чертям собачьим! Но клея не было. Как и не было желания вставать. Коварный бетон уже ковырял спину цепкими щупальцами и, лежать на нем было опасно. Превозмогая боль, Максим подполз к Пашке и осторожно тронул за плечо. Приятель признаков жизни не подавал.

— Паш! Паш, слышь?

Пашка не слышал. Лежа на боку, он откинул руку в сторону и кажется, даже не дышал. Максим обхватил е го за талию и с трудом усадил спиной к кровати. Приподняв, перевалил через край кровати, потом закинул ноги. Собственное тело успокоил тут же, идти на соседнюю койку не было сил.

Сколько они пролежали в полной тишине, Максим не знал. Время остановилось, и только тело, напичканное болью, продолжало ныть. Он уже стал впадать в полудрему, как в двери заскрежетал замок. Приоткрыв глаза, Максим увидел усача.

— Вставайте!

Пацаны не шевелились.

— Вставайте, сукины дети! Кому говорю?!

Усач сделал шаг. Вставать не хотелось, но страх перед новой болью был сильнее. Максим открыл глаза и попытался подняться. Стены каруселью закружились перед глазами, но он не упал. Зажмурившись, вздохнул и резко встал. Карпыч перевел взгляд на Пашку.

— А этот?

— Он это… не может.

— Почему?

— Не знаю. Спит, наверное.

— Разбуди. — Усач сдвинул брови.

Максим взял друга за руку и тряхнул.

— Паш, вставай.

На его удивление Пашка откликнулся.

— Сейчас, еще немного.

Максим хотел что-то добавить, но громкий рык опередил его.

— Дрыхнуть потом будешь! Встал быстро! Даю три секунды!

Открыв глаза, Пашка вскочил и непонимающе уставился на надзирателя. Мельком окинул взглядом комнату. Бежать было некуда, единственный выход был блокирован. Максим схватил Пашкину руку и сжал.

— Паш, тормози. Нам лучше это… не быковать, короче.

Не слыша их, но, еще не забыв утренней битвы, усач подтвердил.

— Если опять что-то выкинете — убью на хуй!

Проверять никто не рискнул. Мальчишки встали и робко приблизились к выходу. Карпыч кратко проинструктировал.

— Сейчас выходим в коридор, поднимаемся по лестнице и идем за мной. Остальное скажу потом. Если что-то кому непонятно, потом объяснюпо-другому!

Он сложил в кулак толстые пальцы и наглядно продемонстрировал зверскую мощь. Вопросы были излишни.

Лестница из подвала вывела на веранду дома. Дождавшись, пока пацаны выберутся наверх, Карпыч опустил люк и провернул ключ. Выпускать из подземелья кого-то еще Цербер не собирался. Уже на веранде Максим заметил три окна, наглухо закрытых ставнями.