Последний фронтир. Путь Воина

— Конечно. И смени уже этот серый халат с прорезями по бокам на обычную форму.

Глаза Начальника Комиссии потешались; Джон машинально похлопал себя по штанам и издал невнятный звук — черт, он отчего-то настолько растерял фокус, что даже не сменил храмовую одежду на привычный серебристый костюм. Все сидел, в промежутках между Дрейковой речью думал о том, чему именно он будет обучать бритую девчонку, если та все-таки продержится в Тин-До месяц. Примитивным ударам? Или трюкам посложнее? Хочется ему разочаровать ее, ткнув реалиями жизни по гордыне от отсутствия ее же способностей к боевому искусству, или же хочется еще раз ощутить вкус незнакомой энергии, мысленно прозванный «вишенкой»? Так и не придумал.

— Простите, шеф.

— С тебя еще десять минут отдыха на сегодня.

— Все сделаю.

Удивительно, но в этот момент Джон понял, что будет им рад.

Глава 7

Тин-До.

— Он сказал, что будет меня тренировать!

— Не будет!

— Будет!

— Он сказал «возможно».

— И это значит, что будет.

— Вот нифига это не значит!

Они препирались, как голодные хохлатые воробьи у единственной подмороженной ягоды рябины.

Лин безо всяких логических доводов хотелось верить в сказку, а Рим, во что бы то ни стало, хотелось несостоявшуюся еще сказку разрушить — где это видано, чтобы «мистер самый главный» снизошел не просто до новичка, а до какой-то залетной девки безо всяких навыков? Это вот если бы их — группу опытных учеников, прошедших хотя бы начальный курс, — а то ведь ее — какую-то, блин, Лин.

Рим упиралась в бронебойную упертость Белинды носорогом. Удивлялась, злилась, завидовала.

— Ты злишься, потому что не тебя.

— Я не злюсь! Я тебе логику говорю, дурья ты башка. Он просто не стал крушить твои иллюзии одним махом — мол, давай, сначала посмотрим, на что ты способна. Он хитрожопо смотивировал тебя попробовать. Попробовать! И ничего более.

— Да не стал бы он ничего говорить просто так. Вот увидишь! Он пришел, вылечил меня — вылечил голыми руками. Почему?

Вопрос «почему» для Рим являлся наиболее болезненным, и потому та лишь сильнее набычилась:

— Слышь, давай так, — согласилась она в конце концов язвительно. — Если ты продержишься месяц, и он проведет с тобой хоть одну тренировку, я самолично склонюсь и облобызаю твои грязные ступни.

— Они не грязные! — вскинулась Белинда, хотя совершенно не была уверена в чистоте своих подошв. — И не надо мне ничего… лобызать. Вот увидишь… сама все увидишь!

Но собеседница с татуировкой на голове уже затушила окурок об разрисованный черными точками горелого табака камень, демонстративно равнодушно развернулась и зашагала прочь.

«Ну и ладно! — мысленно орали ей вслед от окна. — Ну и сама все увидишь, дура набитая!»

Вернувшись в келью, Лин первым делом зачем-то помыла ноги.

* * *

До самого обеда она нервничала так, как не нервничала никогда в жизни.

А что, если Мастер сегодня не позовет ее «на ковер» и не задаст привычный вопрос — «чего ты хочешь?». А что, если позовет и задаст? Что будет, если она согласится? А если вдруг он скажет, что это невозможно — стать учеником-воином? Что, если для этого требуется нечто большее, нежели голое, шкворчащее, как мясо на раскаленной сковороде, желание задержаться в Тин-До во что бы то ни стало?

А если Рим права?

Рим ничего не знала о вчерашнем вечере. Ничего. Совершенно. Не ощущала исходящей от «друга-медведя» поддержки, не чувствовала комфорта, который вдруг снизошел на Белинду в его присутствии, не знала, каково это — спать, имея возможность перевернуться на бок — спать без боли, без пробуждений и просыпаться не от собственных болезненных стонов, а от того, что попросту наступило утро.

В конце концов, их с «серым» что-то соединило, и не важно, что именно. А на все вопросы «херни» — зачем тебе это? — Белинда отвечала с бодрой и немного липовой уверенностью. Ну, во-первых, профессия бойца — это всегда практично. И хорошая работа найдется, и уважать будут, и чуть-чуть бояться, что тоже немаловажно. Во-вторых, можно в любой момент заявиться к Килли и поставить ботинок тому на голову — ну, что, подонок, теперь посмотрим, кто кого? Это приятно, это однозначно греет душу, потому что уже никогда — вот никогда-никогда — ни одна сволочь в мире не сотворит с Белиндой то, что позволил себе Джордан.

Тьфу на него — не утром будет помянут.

В третьих,… а что в третьих? Почему бы просто временно не сменить обстановку? Ее кто-то где-то ждет? Нет. Она куда-то торопится? Нет. А тут и новые навыки получит, и физическую форму подтянет, и… А дальше на ум с завидным постоянством приходил образ вчерашнего гостя — его странная мощная и тягучая аура, чувство странного покоя от его близости, щекотливый нерв опасности и хождения по грани — ну, каков мужик! Эх…

И дальше Белинда едва видела, куда шла, — все о чем-то мечтала, в сотый раз прокручивала в голове вчерашний диалог, смаковала странные — настолько странные, что не имели названия, — чувства.