Шагая к вокзалу, Белинда была уверена, что уже через час — максимум через два — она снова будет сидеть в автобусе, чтобы прочь, чтобы вновь дороги, чтобы неизвестность. Но стоило кассирше озвучить названия тех же самых населенных пунктов, что и женщина-призрак на мосту, как всякая уверенность в правильности принятого решения рухнула. Проклятье. Над Лин как будто нависло проклятье.
Нет, она все еще может уехать. Наплевать на предостережение странных существ, купить билет, зло хохотнуть в лицо качающей головой судьбе, перекреститься и сделать шаг в пропасть, но… Но, достигнув одного из этих городов, не начнет ли она опасливо оглядываться по сторонам. Откуда ждать подвоха? Когда?
А что, если пророчество все-таки сбудется?
Черт бы подрал этих незнакомцев — как будто Лин не хватало собственных сомнений. Что же делать?
До тошноты надоела мокрая одежда; от сигаретного дыма першило горло. А дождь все лил и лил. Ей бы поесть, просохнуть, ей бы поспать. Отдохнуть, чтобы без мыслей, чтобы по-настоящему — в первый раз за долгое время без самоупреков, без ощущения, что она вновь одна-одинешенька в целом мире. Ей бы. Просто. Поспать.
Клубились над головой, наползая друг на друга, будто соревнуясь, кто сможет опуститься ниже, мрачные облака; терялись в белесых лоскутах верхушки холмов. Через минуту на парковку въехало такси — салон, кутаясь в плащ, покинул немолодой мужчина. Быстро вытащил из багажника сумку, привычным и уверенным движением, будто выудил саблю из ножен, выдвинул длинную ручку, кивнул водителю и зашлепал кожаными ботинками по лужам к вокзалу. Прошел мимо Лин, не взглянув, лишь поморщился от дыма.
Да, этот знал, куда ехал. Был уверен в том, что делает, спешил.
Глядя на него, ей вдруг тоже захотелось стать уверенной в себе — бодро кивнуть, подняться, куда-то зашагать.
Но беда заключалась в том, что она не знала — не знала, куда шагать.
Скрылся в здании вокзала незнакомец, покинуло, шурша мокрыми шинами, парковку такси, и Лин вновь осталась на улице одна. Вытащила, было, из пачки последнюю сигарету, покрутила ее в пальцах, с трудом сглотнула — горло саднило — и трясущимися руками засунула ее обратно.
Ей нужны еще сигареты. Ей нужно поесть. И еще полежать — она прескверно себя чувствовала.
Куда можно ехать в таком состоянии? Только к себе на похороны.
Нет, она не уедет из Ринт-Крука. Не сегодня. Сегодня она ляжет в постель — это снова обойдется ей в сорок три доллара, — задернет в паршивом и неуютном номере плотные шторы, натянет одеяло до самого подбородка и будет спать. Спать долго — пока не отдохнет, пока не придумает, что делать дальше, пока не почувствует себя хоть сколько-то лучше.
— Вы?
Администратор ничего не сказал ей по поводу грязного ковра.
— Я.
— Вам… номер?
Лин кивнула.
— Может, чаю?
Его глаза смотрели по-доброму. Даже, если он и был предателем, который накануне сдал ее Джордану, сейчас она нуждалась даже в липовой заботе, и потому кивнула.
— Мне бы еще поесть.
Она не стала добавлять, что у нее мало денег, хоть сразу же подумала о том, что с этого момента нужно жестко экономить, но, кажется, администратор все прочел по ее глазам.
— Мне принесут ужин. В семь. Я попрошу Риану приготовить на двоих. Тут, в подсобке у меня столик, места нам хватит — я позову Вас, хорошо?
— Спасибо.
Высокий неуклюжий мужчина в очках и с раздутыми от артрита суставами пальцев не стал спрашивать, какую именно комнату желает посетительница — коротко взглянул на доску позади стойки, звякнул металлическим колечком о дерево и выдал ключ с номером «один».
— В эту можно пройти из холла. Не нужно выходить на улицу. И чай я занесу вам через минуту, ладно?
— Конечно. Я буду признательна.
Оставляя мокрые следы на старом вышарканном паласе, Белинда побрела в указанном направлении.
— Я не хотел. Я ему ничего не говорил — Вы мне верите? Но он сам посмотрел на доску с ключами, увидел, какого не хватает и… вышел за дверь. Я не думал… понимаете? Вы ведь у нас были только одна. Одна постоялица в этот день. Ринт-Крук маленький, я говорил.
Руки администратора, пока тот заваривал чай, дрожали.
— Ничего, — выдохнула Лин хрипло — взгляд ее упирался в тарелку с супом. В бульоне плавала разварившаяся вермишель, крупные куски картошки, ломтики моркови и веточки укропа. Суп пах вкусно, но аппетит все не приходил. А Дэнни — так звали администратора — старался не смотреть ей в глаза, чувствовал себя виноватым.
— Если бы я знал…
— Вы не знали.
— Я бы…
— Вы бы ничего не сделали. Не смогли бы.
— Я позвал бы на помощь. Может быть… Хотя бы.
— Бесполезно. Не важно. Бессмысленно, Дэнни. Не корите себя.
Он и так был к ней добр — незнакомый мужчина из незнакомого города. Отказался брать деньги за номер, за еду, все предлагал и предлагал посильную помощь — позвать доктора, набрать деньги на обратный билет домой — попросту не знал о том, что у нее больше нет дома.