Последний Эйджевуд

— Я пришел по поручению вашего Совета профсоюзов, — начал он. — Совет профсоюзов заботится об интересах рабочих. Совет профсоюзов ведет пролетариат к победе. Но ситуация сложилась такая, что Совету приходится быть не вооруженным вождем своего класса, а его дипломатом. Дипломатия — сложная штука. Иногда правда бывает похожа на ложь, а ложь на правду. Обычный человек, простой рабочий из низов, не может разобраться, где же истина. Но Совету виднее, Совет знает, в чем правда. Однако бывает и так, что эта правда кажется простому рабочему ложью. И только потом он убеждается в своей ошибке и начинает сожалеть о ней… Товарищи, поймите это и доверяйте своему Совету.

— Долой прихлебалу! — закричали оппозиционеры.

— Ш-ш!.. — зашикали провокаторы. — Слушаем Джойса! Верим Совету!..

Джойс довольно улыбнулся.

Из-под трибуны послышалось легкое потрескивание — спрятавшийся шпик передавал своим сообщения по радио.

Шум утих.

Джойс продолжал:

— Совет профсоюзов начал и ведет жестокую борьбу с капиталистическим миром. Борьба эта должна идти организованным путем. Не может быть никаких отклонений от намеченного плана, иначе рухнет вся система борьбы. Еще не пришло время для вооруженного восстания. Ваш бунт только сорвет наши планы и сыграет на руку нашим врагам. Мы должны выжидать. Мы должны действовать под твердым руководством Совета…

Договорить Джойсу не дали. Подземные цеха Эйджевуда, где беспрестанно, днем и ночью гудели и скрежетали тысячи станков, еще не слышали такого шума, какой поднялся вслед за последними словами Джойса.

Осатаневшие рабочие рвались на железную решетку, отделявшую оратора от аудитории, и, до крови давя голой грудью острые грани прутьев, — надсаженными, истерическими от ненависти голосами выкрикивали слова протеста и проклятия по адресу генерального председателя Совета профсоюзов.

Джойс побледнел. Такого воодушевления он не ожидал. Он видел, как потускнели лица шпиков, окружавших трибуну. Прислушиваясь к реву толпы, он вынужден был констатировать, что на этот раз голоса эмигрантов и шпиков потонули в единодушных протестующих криках оппозиционеров. Последних все больше поддерживали другие рабочие, ранее остававшиеся пассивными или поддавшиеся на провокации.

Когда первый взрыв гнева прошел и воцарился относительный порядок, бледный, дрожащий Джойс решил воспользоваться своими полномочиями и выложил последний аргумент — наивный и одновременно действенный даже сейчас.

— Вы не хотите верить мне, товарищи? — крикнул он. — Вы осуждаете свой Совет! Но должен известить вас, что за два часа вашей стачки Совет многое сделал для вас. Буржуазия нас боится! Буржуазия уже идет на уступки. И близок час, когда мы окончательно ее одолеем. Полчаса назад мне удалось одержать большую победу. С завтрашнего дня ваш рабочий день уменьшается до четырех часов, а оклад увеличивается вдвое.

— Ура! — гаркнула эмиграция.

— Провокация! — взревели оппозиционеры. — Ты хочешь экономическими подачками отвлечь нас от политической борьбы? Не верьте ему, товарищи! Это очередная провокация нашего Совета!

Но их голоса звучали все реже и слабее. Спровоцированные рабочие видели теперь меньше причин поддерживать их и в конце концов замолчали. Зато возгласы эмигрантов и шпиков раздавались чаще и уверенней.

Джойс приободрился. Его щеки зарделись.

— К тому же, Лига Наций созывает третейский суд, чтобы предотвратить войну, — экспромтом солгал он. — Возможно, войны еще и не будет. Нам надо ждать. На улицах городов проходят пацифистские демонстрации. Даже буржуазия настроена против войны.

Это окончательно укрепило позиции Джойса. Разложившаяся и вдобавок пацифистски настроенная часть рабочих тоже закричала «ура» и присоединилась к дружным возгласам провокаторов. Их радостный рев заглушил последние возмущенные протесты меньшинства, старавшегося доказать ложь Джойса и развенчать буржуазный пацифизм.

Раздалось пение…

Мятеж был ликвидирован…

Из Эйджевуда нервный, еле живой от напряжения и переживаний Джойс, даже не отдохнув, поехал к мистеру Юбераллесу. Надо было обсудить дальнейшие шаги.

Мистер Юбераллес нетерпеливо ждал Джойса. О ходе событий он уже был хорошо проинформирован. Он никак не ожидал, что справиться с бунтом удастся так просто и легко.

В его кабинете собрался весь капиталистический бомонд. Сам президент прилетел на аэроплане, чтобы первым пожать руку Джойса.

Гости расселись в позолоченных креслах, удобно расставленных в роскошном кабинете мистера Юбераллеса, и похвалялись друг перед другом своей силой и непобедимостью.

Все сошлись на том, что история классовой борьбы в Америке еще не знала такой важной и вместе с тем такой легкой победы, как эта. Затем успокоенные гости перешли к личным темам.

Когда Джойс появился в дверях уютного кабинета, его встретил гром аплодисментов и возгласов «Виват!». Правда, они не могли сравниться с той бурей возмущения, которая только что обрушилась на Джойса.

Джойсу аплодировала вся Америка.

Его приветствовала вся «соль» американской земли.