Последний единорог

— Я не смогла ничего найти, — занервничала та. — Я искала везде, но мне кажется, что в целом замке не осталось ни капли. — Волшебник уставился на нее в наступившем непомерном молчании. — Я правда искала, — оправдывалась она.

Шмендрик медленно поднял обе руки и в бессилии уронил их вновь.

— Что ж, — вымолвил он. — Что ж, если мы не можем найти вина, тогда — все. У меня, конечно, есть свои иллюзии, но вина из воздуха я делать не умею.

Череп хихикнул, тикая и потрескивая.

— Материю нельзя ни создать, ни уничтожить, — заметил он. — Большинство волшебников, во всяком случае, не могут.

Из складок платья Молли извлекла маленькую фляжку, слабо блеснувшую в темноте.

— Я подумала, что если бы для начала у тебя было немножко воды… — И Шмендрик, и череп посмотрели на нее примерно одинаково. — Ну, это ведь уже делалось, — громко сказала она. — Это же не что–то новое творить. Нового я бы у тебя никогда не попросила.

Слыша себя, она смотрела в сторону, на Леди Амальтею. Шмендрик взял фляжку из ее протянутой руки и стал задумчиво ее изучать, вертя так и этак и бормоча себе под нос любопытные хрупкие слова. Наконец, он вымолвил:

— А почему бы и нет? Как ты говоришь, это обычный трюк. Помню, одно время на него была страшная мода, но сегодня, боюсь, он немного устарел. — Он медленно провел над фляжкой одной рукой, вплетая в воздух слово.

— Что ты там делаешь? — нетерпеливо спросил его череп. — Эй, делай поближе, вот здесь. Мне ничего не видно. — Но волшебник отвернулся, прижимая фляжку к груди и сгорбившись над нею. Он начал шепотом напевать что–то, напомнившее Молли те звуки, которые продолжает испускать мертвый огонь спустя много времени после того, как потух последний уголек.

— Понимаешь, — перебил он самого себя, — ничего особенного из этого не получится. Vin ordinaire, так сказать. — Молли серьезно кивнула, а он продолжал: — Оно, к тому же, обычно получается слишком сладким. А как оно собирается само себя пить, я вообще не имею ни малейшего понятия.

Он вновь подхватил заклинание, на этот раз еще тише. Череп же тем временем горько хныкал, что ему совсем ничегошеньки не видно и не слышно. Леди Амальтее Молли сказала что–то полное надежды и спокойствия, но та на нее не взглянула и ничего не ответила.

Пение, внезапно прекратилось, и Шмендрик поднес фляжку к губам — но сначала понюхал и пробормотал:

— Слабое, слабое, почти совсем никакого букета. Никто никогда хорошего вина магией но сделал.

Затем он взболтнул фляжку, чтобы попробовать, потом потряс ее — и уставился на нее в недоумении; а затем с кроткой, ужасной улыбкой опрокинул ее вниз горлышком. Из нее ничего не вылилось — ни капли.

— Ну, вот и все, — почти радостно произнес он. Потом провел сухим языком по сухим губам и повторил: — Ну, вот и все. Ну, вот, наконец, и все. — С этой же улыбкой он поднял фляжку, чтобы швырнуть ее через весь зал.

— Нет, постой — эй, не надо! — Протестующий стук и лязг черепа был так дик, что Шмендрик остановился, не успев выпустить фляжку из рук. Одновременно они с Молли развернулись к черепу, который — настолько сильно было его негодование — на самом деле начал ерзать на своем крючке, изо всех сил стуча видавшим виды затылком о колонну и пытаясь освободиться.

— Не надо! — выл он. — Вы, люди, должно быть, рехнулись, если собираетесь выбросить такое вино. Отдайте его мне, если сами не хотите, только не выбрасывайте! — Он хныкал, раскачиваясь и грозя сорваться со столба.

Сонный вопрошающий взгляд пересек лицо Шмендрика — будто дождевое облако проплыло над сухой страной. Он медленно спросил:

— А что пользы тебе от вина, если у тебя нет языка — его попробовать, н ба — его оценить, глотки — его заглотнуть? Будучи пятьдесят лет покойником, неужели ты до сих пор помнишь, до сих пор желаешь?..

— А что еще я могу делать, будучи пятьдесят лет покойником? — Череп прекратил свои нелепые подергивания, но от безысходности его голос звучал почти по–человечески. — Я помню. Я помню больше, чем вино. Дайте мне глоточек и все — дайте глотнуть — и я распробую его так, как никто из вас никогда не сможет — со всей вашей текучей плотью, со всеми вашими бугорками и органами чувств. У меня уже было время подумать. Я знаю, что такое вино. Отдайте его мне.

Шмендрик, ухмыляясь, покачал головой:

— Красноречиво, но в последнее время я ощущаю в себе какое–то злобное коварство. — Он в третий раз поднял пустую фляжку, и череп застонал в смертной тоске. Из чистой жалости Молли Грю заговорила было:

— Но это не… — Но волшебник наступил ей на ногу.

— Конечно, — размышлял он вслух, — если бы случилось так, что ты вспомнил, где вход в пещеру Красного Быка, — так же, как помнишь, что такое вино, то мы еще могли бы сойтись в цене. — Он безразлично вертел фляжку, удерживая ее двумя пальцами.