Последний довод побежденных

Вообще это я потом стал хоть что-то соображать. А изначально, кроме как свалить из дома, у меня и желаний никаких не было. Прошел мимо поста, представленного двумя, что ли, «хиви»… я, если честно, не обратил внимания. Просто вышел за территорию охраны и бездумно побрел по улицам.

Я оглянулся на «сельсовет-сельскую-управу-и-фиг-знает-что-еще». На флаг этот, повисший на флагштоке, на двоих постовых у выставленных в ряд машин. Поглядел по сторонам, на совершенно безлюдные улицы, и решил. Принципиально так решил, не сформировав толком точное желание. Только пафосно произнес про себя: «Хорош. Больше так нельзя». И, самоутверждаясь, повторил то же самое вслух. Негромко.

Зашел я в первый попавшийся дом. Серьезно — первый попавшийся. Только стукнул ногой по забору, перед калиткой, удостоверившись, что во дворе нету «злой собаки». Затем, покачав калитку, с усилием открыл, попутно без малейшего раскаяния выдрав засов. Ну как засов, маленький такой запорчик.

Наверное, я действительно был немного не в адеквате. Ну, по крайней мере, отчета своим действиям не давал, это точно. Захлопнул за собой калитку и прошел по вымощенной галькой дорожке к дому. Небольшой мазанке с дощатой верандой, застекленными окнами. Впрочем, так сказать, отчасти застекленными: из трех окон одно было закрыто какой-то деревяшкой. Я не стал топтаться на крыльце или вежливо стучаться. Просто шлепнул ботинками по дереву, стряхивая пыль, и дернул на себя ручку двери.

Веранда, по обычаю заваленная всяким хламом, меня интересовала мало. Я лишь огляделся и продолжил свое напористое путешествие, входя во внутренние комнаты. Толкнул в стороны занавески на двери и вошел непосредственно в помещение.

Судя по всему, увидевшая меня женщина хотела сказать что-то нелицеприятное, но, скользнув взглядом по моему наряду, язык проглотила. Правильно. Вернее, как раз ни фига не правильно, но именно для того, чтобы выяснить, что у нас тут творится и откуда взялся такой пиетет к немцам, я и заявился в этот дом.

Испуганная тетка меня с боевого настроя не сбила. Я был уверен в себе, в своем праве наконец-то получить ответы на мучившие меня вопросы, и потому меня мало что могло сейчас тронуть. Потому я прошел дальше, раздвигая следующую занавеску, отделяющую другую комнату. Тут меня встретили еще более неприветливо — коротким ойканьем.

Вообще я считаю, что человек отличается от скота. По многим параметрам, и далеко не последнее в их числе — домашние удобства. Грубо говоря, интерьер. В доме, который я посетил, и отдаленно этого не было. Ну, хорошо, положим, мы с Боном спим в махонькой комнатке, но там-то ясно, что-то типа общаги, где нет ничего, кроме маленького стола, пары стульев, двух коек и платяного шкафа. Нет, потому что и не надо. А вот здесь… здесь же люди живут. Хотя, как живут…

Представьте себе — печь. Увешанная всякой фигней, тряпьем каким-то, и оттуда, сверху, по ходу, где постель, торчат две лохматые детские головы. Ну, это ладно, это экзотика деревенская. Ни обоев, ни еще чего-то, просто голые стены, кое-где увешанные иллюстрациями из журналов. Я, кстати, машинально обернулся в сторону «красного угла», который я, руководствуясь теоретическими познаниями, полагал обязательным для каждого деревенского дома. И обнаружил картину, потрясшую меня до глубины души. Реально, так сказать, иконостас присутствовал, и был максимально авангардным — рядом с закопченной какой-то иконой был выставлен портрет А. Гитлера. В рамочке. Я не меньше минуты просто пялился на такое народное творчество, не в силах отвести взгляд.

Это сильно, слов нет. Типа, молиться, что ли, на него надо? Как бы… не один, так другой поможет? Прям язычество!

Женщина, зашедшая следом за мной, не дала моему мозгу сломаться окончательно. Что-то пробормотав, она метнулась в угол и положила иконку лицом вниз. Оставив Гитлера. Вы поняли? То есть меня не приглючило, и не перепутал никто, а реально подобное в порядке вещей здесь. И фюрер в большем почете, нежели Христос.

Удивленно посмотрев на хозяйку, я взял табурет, проверив его прочность, и уселся практически посреди комнаты. Расположиться так мне ничего не помешало. Ни стола какого, ничего подобного. Короткие половички на полу, вытертые до страсти, я бы такое не положил и в подъезде. Вернее, как сказать… То, что у нас в подъезде лежит, здесь вообще бы роскошью показалось. Короче, половички на полу. Напротив меня трюмо, если я правильно это называю. Ну, типа как комод и зеркало составное из трех частей. Рядом с ним шкаф, массивный такой, лакированный, с какими-то финтифлюшками сверху. И еще пара ящиков, вернее, это называется сундук. Темные от времени, окованные, времен как минимум Ивана Грозного. На них — свернутая постель, матрац, простыня, одеяло, подушка. Вроде как убрано.

Ага, вот и кровать. Нашел-таки. В углу, железная, очень похожая на то, что выдали нам с Боном, но побольше. Видимо, двуспальная. Тоже убранная дрянным лоскутным одеялом. Вот, собственно, и все. Вся обстановка. А, забыл, еще парочка стульев, типа табуреток.