Последний довод

Умывшись, я разделся, лег в кровать и сразу провалился в беспокойный сон. По большому счету, сон мой и не мог быть спокойным, хотя я имел навыки саморегуляции и мог бы к ним прибегнуть, чтобы отдохнуть как следует. Однако я перед сном обдумывал свое положение и положение своего батальона, и оно казалось мне не слишком радужным. Эти люди пошли за мной, подполковником спецназа ГРУ. И им было безразлично то, что я уже подполковник в отставке. Само словосочетание «спецназ ГРУ» оказывало на них магическое действие, действие живой легенды. В меня верили больше, чем можно вообще верить человеку, я это ощущал явственно, и даже не представляли, что под моим руководством с батальоном в целом и с каждым бойцом по отдельности могут произойти какие-то неприятности. Хотя сам-то я знал, насколько их ожидания неоправданны, и не может одна человеческая личность в одиночестве решить те сложные вопросы, что встали перед батальоном. Еще плохую службу мне сослужили события минувшего дня. Сначала эти пятеро неумелых дураков из «Правого сектора», что вломились ко мне в дом и убили мою маму. Когда один безоружный расправляется с пятью вооруженными бандитами – этого у нас в селе еще не видели и не представляли, как такое может случиться. Но авторитет мой это событие подняло на небывалую высоту, и мужчины пошли за мной. Наверное, и Харис что-то наговорил, «сделал рекламу», чтобы люди шли. И они шли, они чувствовали себя силой, которая доверилась мне, которой я обязан управлять так, как не смог бы управлять никто другой, даже с генеральскими звездами на погонах и опытом боевых действий во всех современных войнах мира. Мой авторитет поднялся выше меня, и это было плохо. А потом уничтожение численно более сильного врага на дороге – это тоже сыграло плохую службу. С одной стороны, конечно, и хорошую. Потому что всегда хорошо, когда бойцы верят в себя, свои силы и своего командира, в его удачливость. Но, с другой стороны, они настолько доверяют мне еще и потому, что знают мою прежнюю должность – тоже должность комбата – и считают меня опытным военным. Я, конечно, имею боевой опыт достаточно хороший для современной ситуации. Но раньше я командовал и посылал в бой великолепно подготовленных, тренированных и обученных бойцов, таких, как старший сержант Паша Волоколамов. Командовать тем батальоном и этим, нынешним, существующим, по сути дела, только на нескольких листах бумаги, – это несравнимые величины. Как я могу повести в бой необученных людей, отцов семейств, которых дома ждут жены и дети, когда эти отцы семейств даже перекатиться после очереди не умеют и не знают, когда следует совершать перекат, когда они не понимают, что такое «прикрытие огнем». С тем, бывшим своим батальоном, я мог дать команду «Вперед!», будучи уверен, что бойцы не побегут вперед толпой. Что они сами разделятся на две части, одна из которых будет создавать «огневое прикрытие» плотным огнем, допускающим использование длинных очередей – лишь бы было больше шума и свиста пуль, чтобы вторая группа перебежками начала продвижение на какое-то необходимое расстояние. А потом, когда вторая группа заляжет, она начнет, в свою очередь, «прикрывать огнем» точно такое же передвижение первой группы. А в настоящем моем батальоне бойцы этих простых вещей не знают. Их необходимо тщательно и долго учить. И помнить при этом, что, как только над их головами начнут роиться пули, бойцы большую половину того, чему их обучали, забудут. Опыт бросания в бой необученных солдат в российской армии тоже имеется. Стоит вспомнить первую чеченскую войну. Сколько тогда молодых парней полегло только потому, что их не обучили. То же самое может случиться и здесь. Но времени на обучение мне отпущено не было. Конечно, привить простейшие навыки я смогу, и это будет половинная нагрузка в сравнении с занятиями солдат спецназа ГРУ. Ту нагрузку бойцы моего нынешнего батальона не выдержат физически хотя бы в силу возраста. И как их при этом тренировать? Но, если они не смогут воевать так, как хотелось бы мне, или хотя бы вполовину того, в этом будет моя вина. В этом обвинять будут меня, и сам я буду винить себя в гибели каждого своего бойца. А это всегда тяжело морально.

С этими мыслями я уснул, так и не обретя душевного равновесия…

Я ожидал, что на мою долю достанется большая часть хлопот и беспокойства в связи с подготовкой похорон, однако все каким-то образом делалось помимо меня. Кто-то заказал гроб, кто-то привез венки, кто-то заказал в сельской столовой поминки. С меня даже денег не спрашивали. Единственное беспокойство – меня попросили показать, где я похоронил маму, чтобы и папу положить рядом. И на их могилы, без моего участия, заказали один большой памятник. Мне только дали квитанцию о заказе. Установка памятника тоже была оплачена и должна была быть выполнена людьми из Барвенкова, сотрудниками бюро похоронных услуг.