Последний день лета

Последний день лета: роман Андрей Подшибякин

Ростов, тебе.

Санек, Леха, Антон — пацаны, вам.

Степь 854 год до н. э.

Лошадь захрипела, всхлипнула и сбилась с шага. Его Алонта — каурая, невысокая, быстрая, с человечьими глазами. Единственное существо, которое он когда-либо любил. Она и Степь были едины. Алонта редко спешила, она шла ровно, плавно. Продолжение его тела, его воли.

Алонта знала погони, была привычна к роли догоняющей — она чувствовала его предвкушение, мчала к крови.

За Алонтой редко гнались. Почти никто из тех, кто за ней гнался, не жил достаточно долго, чтобы рассказать об этом.

Алонта споткнулась, закричала и покатилась по степи, поднимая облако пыли. Еще не встретившись с землей, он понял: ноги лошади сломаны. Алонта еще дышит, но ее больше нет. Лошадь рыдала, пока он перерезáл ей горло, сам захлебываясь слезами.

Потом он побежал, не оглядываясь. Позади клубилась пыль. Беспощадное солнце смеялось в зените.

Он бежал.

И бежал.

И бежал.

На горизонте показался столб дыма. Задыхаясь, он раздраженно рыкнул. Массагеты — увешанные золотом варвары, решившие, что Степь принадлежит им. Враги, недостойные жить. Он знал, что силы скоро его покинут. В гаснущем сознании мелькнула мысль — привести то, что наступает ему на пятки, в стойбище массагетов. Слышать крики варваров, переходящие в истерический смех. Утонуть вместе с ними в черноте хохота.

Он не сбавил шага. Даже массагеты не заслуживали того, что дышало ему в затылок.

Он так и не уловил момента, когда начал сходить с ума. Белое солнце в желтом небе. Желтая луна, зовущая его по имени. Он спал на бегу, не останавливаясь ни на минуту, с каждым шагом удаляясь от живых, падая в объятия всепрощающей Степи. Скорпионы и пауки прятались глубже под камни от звука его шагов. Разум дрожал и расслаивался. Из-за спины доносился успокаивающий шепот.

Остановись.

Ты устал.

Закрой глаза.

Отдохни.

Он сделал последний шаг и упал, подавившись криком. Онемевшие ноги. Горящие легкие. Превратившиеся в кровавые обрывки сапоги из телячьей кожи. Он во второй раз в жизни заплакал.

Потом улыбнулся — неспешно, беспечно. Слёзы незаметно высохли. Черты лица разгладились.

Он легко поднялся. С хрустом потянулся, легко подпрыгнул на месте. Закрыл глаза и глубоко, с наслаждением вдохнул. Его тело чувствовало себя отдохнувшим, помолодевшим на двадцать лет.

Его разум молча кричал, пожираемый заживо.

Он хихикнул.

Потом зашелся оглушительным хохотом.

Он поднес руки к лицу и с улыбкой уставился на них, не понимая, чтó видит перед собой. Подавился взрывом смеха.

Сломал собственную шею одним коротким движением.

Он умер, смеясь.

1

— Э, сало, сюда подошел!

— Я че-то не понял, еб твою, ты глухой?

— Да не ссы, нам чисто спросить.

Некоторое время назад Пух принял решение: Сиси с Бурым в его мире не существует. Точнее, они, конечно, существовали, и регулярно получали от Пуха всё, что хотели, — карманные деньги, вкладыши, шоколадку или просто несколько минут унижения. Поэтому Пух постановил так: он делает вид, что не слышит свист, возгласы «Э!» и бесчисленные вариации слов «жиробас», «мясокомбинат» и «свинина», но под угрозой физической расправы вынужденно расстается со своей собственностью. Когда отец Пуха, профессор Худородов, спрашивал, как прошел день, Аркаша никогда не упоминал районных гопников — во-первых, это было недостойно джентльмена, а во-вторых, он немного боялся за папу. Что тот мог поделать со здоровыми дылдами?.. Как говорится, меньше знаешь — крепче спишь.

— Блять, мне че, гоняться за тобой?!

Бурый и Сися стояли в тени арки, ведущей во двор Немецкого дома — считалось, что вскоре после войны его построили пленные фашисты. Неясно было, правда это или нет, но Немецкий дом никак иначе на районе не называли. Сися был повыше, Бурый пожирнее — крупные для шестнадцатилетних, неуловимо напоминающие питбулей, одетые в положняковые спортивные костюмы «Adidas» (любую другую марку спортивной одежды носили либо додики, либо, ха-ха, спортсмены). Сися грыз семечки, зачерпывая их из кармана олимпийки.

Пух, изо всех сил старавшийся не смотреть в сторону своих мучителей, по ленивому тону понял, что те задирают его просто так, от скуки. Может, если вести себя осторожно, они отстанут? История знала такие случаи.

— Э, сюда подошел, — повторил Сися. «Сюда» он произносил как «суда» — это был особый районный шик. — Семян хочешь?

— Че?! Да пошел он нахуй, — взвился Бурый. — Самим мало.

— Тихо, братух, он нормальный пацан. Щас подогреем его.