Последний апокриф

– Что Мне особенно обидно, Сын, – горестно восклицало Добро, – все думают, будто зло Бытия от Меня – а не от Него, моего братца!

– Подумают – и перестанут! – как мог, утешал Бога Сын.

– Что Я мог! – сотрясался в рыданиях Бог. – Что Я мог сделать!..

– Ой, как мы жалуемся, ой, как мы себя жалеем! – тягуче и насмешливо прозвучал в ночи голос, до боли знакомый…

272 …За радостью встречи никто и не заметил, как, по мановению костлявых рук старой ведьмы, 2197 чертовых трупов из твердого состояния, на минуточку, перешли в жидкое и слились – как сливаются в озеро лужи после дождя.

– Опять Ты Его подставляешь! – раскатистым громом с небес прозвучал хриплый глас Сатаны.

– Брат! – вздрогнул Бог и медленно повернулся лицом к Злу.

Опаленный и встрепанный Князь Тьмы тем не менее уверенно стоял на ногах, одной рукой опершись о красавицу дочь (она таки оказалась в нужном месте в нужное время!), а другой, правой – лениво поигрывая обоюдоострым ножом с лезвием лазерной заточки и массивной фиксированной ручкой, облицованной глазурью, от американской фирмы «Bark River Knife».

– А что скажешь, брат? – усмехнулся Сатана.

– О чем Ты, собственно, брат? – неуверенно пробормотал Бог, пятясь и хоронясь за сыновней спиной (ужас и тяжелое предчувствие обуяли Его Сущность!).

Сатана рассмеялся презрительным смехом (провалы глазниц не смеялись!).

– О том же, собственно, брат! – глядя в упор на Иннокентия, язвительно передразнило Зло.

Наш герой, казалось по виду, безучастно ожидал дальнейшего развития событий – на самом же деле Он был подобен натянутой до предела тетиве лука, или туче, набухшей грозой, или (тоже сойдет!) – замершему на минуточку урагану.

– Что, сынок, Тебе интересно послушать? – спросил напрямик Сатана Сына Бога.

Иннокентий молчал: что бы Ему сейчас ни говорили – именно сейчас Он был по-настоящему счастлив: наконец Бог-Отец свободен!

Он спиной чувствовал биение любящего отцовского сердца и от души тому радовался!

Он слышал Его прерывистое, с присвистом дыхание и торжественно клялся Его защитить.

«Несмотря ни на что, – без устали повторял Он про себя, – Добро восторжествует!»

– Там нечему, парень, торжествовать! – надменно усмехнулся Сатана. – Стряхни обман с ресниц, и скоро увидишь старого, унылого, расслабленного Бога, умеющего только любить и не способного ненавидеть.

– Это – правда! – тихо прошептал Бог в спину Сыну.

– Но так, растуды, не бывает! – грязно выматерился Сатана («растуды» – всего лишь словесный бугорок, оставленный нами от массивного матерного горообразования, произведенного, как говорится, в сердцах!).

– Как можно быть наверху, – развел Черт руками (руками – условно!) – если не был внизу? И как ты окажешься слева – когда не был справа? И как ты насытишься – если не голоден? И как насладишься теплом – когда ты не мерз? И как, не познав горечи, почувствовать сладость? И как стать одним – если не был другим, и, не побывав там, – очутиться тут?

– Истина – посередине! – ответствовал Бог едва слышно, так, словно разговаривал Сам с Собой и говорил для одного Себя, уже не надеясь, что будет услышан.

– Послушай Его Ты, сынок! – возопил Сатана, хватаясь за голову (опять же скорее всего не за голову!). – У Него одна мысль, один цвет, одно решение!

– Любовь! – молвил Бог.

– Он – убог! – крикнул Черт. – У Него нет фантазии, Он и Сам не знает, что хочет, Ему нечего вам предложить!

– Сын, – взмолился Отец, – Я тогда откусил от яблока, а не Он, и, поверь Мне на слово, Я знаю то, чего Он не знает!

– Пожалуйста, Сам и признался, что вор! – перебил Бога Сатана.

– …Любовь, – тихо продолжил Бог, – это все, что было, что есть и что вообще когда-либо… – договорить Он, однако, не успел, но успел – зато! – оттолкнуть любимого Сына прочь в сторону от летящего чертова ножа и взять удар на себя…

Эпилог…

273 …Верно все-таки в народе говорят (народ зря не скажет!): Бог умер, да здравствует Бог!

Сорок бессонных дней и ночей, без воды и питья, в полном одиночестве провел Иннокентий у гроба Отца в сырой и мрачной пещере под замком Нимрод.

Наконец Он поднялся к Свету, где Его с восторгом и ажиотажем поджидали шестьсот тысяч миллиардов мужчин и женщин, когда-либо рожденных на земле (в числе когда-либо рожденных находились также, увы, никогда не рожденные – несчастные жертвы абортов, войн и стихийных бедствий!), и, конечно же, говорящая птица Конфуций.

Все шестьсот тысяч миллиардов мужчин и женщин при Его появлении преклонили колени, и только попугай без тени смущения, по-хозяйски расположился у Него на плече.

– Ну, Ты и пропал! – укорил Сына Бога Конфуций.

– Прости, – едва слышно прошептал Иннокентий, тем временем взглядом разыскивая в толпе Марусю.

– Считай, что простил! – смилостивился попугай, подозрительно озирая человеков, жаждущих нового Слова.

Понятно, что всем не терпелось услышать от нового Бога (непосредственно!) обещаний и посулов!