Последний алхимик

Никита к золоту относился равнодушно. За всю историю человечества во всём мире была добыта 161 тысяча тонн этого металла. Инки и ацтеки приписывали ему небесное происхождение. Солнечный металл не ржавел и не гнил, олицетворяя мечту о вечности. Поэтому любим был египетскими фараонами. Желанный и бесполезный одновременно. Из него нельзя строить, делать инструменты. Но как мерило товара в виде монет или ювелирных изделий он существует тысячи лет.

Незаметно уснул, а разбудил его Антип.

– Ты что же спишь? Торг проспишь!

Никита вскочил. Через открытую дверь вливался утренний прохладный воздух, солнечный свет. Он спросил, где умыться можно.

– Рядом с колодцем рукомойник на заднем дворе.

Никита умылся. Не хватало зубной щётки и пасты, но пока придётся обходиться без них.

– Где торг?

– Со двора налево по улице. Там увидишь, куда народ идёт.

Про завтрак Никита постеснялся спросить. Вышел на улицу, нащупал в кармане две деньги. Монеты маленькие, лёгкие. Не знал он тогда, что монеты чеканились в Твери, Москве и Пскове. Московка, так называли монеты московской чеканки, весила 0,34 грамма, копейка – 0,68 грамма, а полушка 0,17 – грамма.

Народу на улице прибавлялось и почти все шли в одну сторону. А как иначе, если торг – это и продукты, и вещи, и оружие, всё, что можно купить за деньги. А ещё это новости городские, московские. Где ещё узнать, что царь налоги снизил или поднялась цена на соль? За ценами на два продукта следили внимательно. За хлебом и солью. Зерно, которое завозилось по реке, – это хлеб. Будет хлеб на столе, не будет голода. А без соли не засолишь рыбу, сало, огурцы, не заквасишь капусту. Почти единственный консерватор. Всем ещё памятны Соляные бунты.

Свернул вслед за народом в переулок, а впереди людское море, шумит почти как морской прибой. А где одежду брать? Только обойти торг, день нужен. Пошёл по рядам. На него косились и продавцы, и покупатели, но ни один худого слова не сказал. Зато он на мужчин поглядывал – какие рубахи, штаны, обувь. Подсказали ему, где одежду продают. Продавцы покупателя зазывают, кричат так, что в ушах звенит.

– Шёлк из Синда, покупай, налетай, дешевле не купишь!

– А вот платки пуховые, лучший подарок для супружницы али зазнобушки!

– Сапоги, сапоги! Кожа свиная или бычья, на выбор. Век носить будешь, сноса нет.

– А вот кому сбитень горячий, всего полушка кружка! – Это уже сбитенщики между рядами ходят.

Никита по рядам пошёл, товар разглядывал. Решил не торопиться. Сперва рубаху приглядел синюю. Примерил – немного широковата. А продавец ему.

– Все так носят, опоясаешься поясом, в самый раз будет! Купил, сдачу с деньги получил – полушку. К рубахе пояс пришлось кожаный покупать в соседней лавке. Со штанами разобраться не мог. Как не возьмёт в руки, так ширина необъятная, как на толстяков. Продавец подсказал.

– Гашником утянешься. Вон как у меня.

Продавец рубаху задрал. Оказывается, штаны на верёвочке держатся, гашником зовётся. И штаны Никита купил. Сапоги ещё надо. В обувном ряду сапоги на выбор – короткие и длинные, с каблуком и без. С мягкой подошвой, как ичиги татарские, и на толстой. И все на одну ногу, хоть на правую одень, хоть на левую. Необычно, странно. Присмотрел короткие, в руки взял, помял. Кожа хорошей выделки, мягкая.

– Надень! Нога радоваться будет! Дратва вощёная, протекать не будут, – тут же стал уговаривать купить продавец.

Примерил, прошёлся вдоль прилавка, удобно. Купил, истратив последние деньги. Антип точно подгадал, знал цены на торгу. С покупками в дом Антипа вернулся, переоделся. В зеркало бы посмотреть, да нет его. И в доме Антипа не видел. Рукой по лицу провёл – щетина отросла, под пальцами трещит. Решил не бриться, пусть борода отрастает, как у всех местных, меньше выделяться будет. Антип заглянул.

– О! Любо-дорого посмотреть. На мужа достойного похож, а не на иноземца. Завтракать пора.

Однако поздний завтрак в доме. Часов десять-одиннадцать уже. В желудке уже сосало, он привык есть рано и бежать на работу. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Завтрак, по времени почти полдник, был сытным. Каша, вареная рыба, репа пареная и сыто.

После завтрака Антип сказал.

– Ну что, пора и нам трудиться.

Спустились в подвал. Антип на кожаный фартук указал.

– Одень, не то всю одежду испортишь.

Фартук служил Антипу долго, весь в пятнах от кислот и щелочей, местами в прожогах.

– Бери породу в углу в ящике, совок – два, да в ведро, разведи водой.

Никита выполнил в точности.

– Теперь мешай исправно, дай отстояться и откинь через сито.

И это Никита выполнил.

– Что на сите осталось – переложи в глиняную чашу и поставь на огонь.

В углу подвала была печь, наподобие кузнечного горна, только маленькая.

– Теперь качай меха, только медленно.

Меха приводились ногой. Наступаешь на доску, под весом тела она вниз идёт, верёвку тянет, что к мехам привязана. Те воздух на угли подают. Огонь жарко горит, до белого пламени. Под таким железо плавится у кузнеца. Никите интересно, старается ни одного движения Антипа не пропустить. Как хозяин определил, что чашу с огня пора снимать, неизвестно, но Антип приказал.