Вообще мобильные телефоны стали странным, но неотъемлемым элементом этой необычной подземной жизни. Маленькие разноцветные коробочки, которым никогда уже не суждено было оказаться в зоне уверенного приема. Возле нарисованных антеннок в маленьких экранчиках уже никогда не появится ни одного деления. Теперь они превратились в волшебные шкатулочки, в которых каждый из выживших хранил частичку мира, чьи яркие образы уже начали постепенно забываться. Эсэмэски от друзей и любимых, фотографии, коротенькие видео с дружеских тусовок или какихто интересных событий на улице, где за кадром шумели машины и слышен был многоголосый гул города, весь этот мультимедийный мусор превратился для людей в поистине бесценные сокровища. Телефоны подзаряжались и бережно хранились, используемые в повседневной жизни в основном в качестве часов и фонариков — у когото фонарики были встроены в аппарат, комуто приходилось светить синим холодным светом экрана. Только Силовик както попытался ввести на базе нормирование пользования током и предлагал запретить зарядку телефонов как ненужных нынче вещей, в целях экономии электричества. У него самого была только безликая и бездушная казенная рация, которая давнымдавно села. Зарядки к ней у него не оказалось, но он все равно гордо таскал ее как необходимый элемент дизайна на форменном ремне.
Ваня же свой телефон очень оберегал, у него была одна из самых продвинутых моделей, с большим объемом памяти, в которой, наверное, сохранилось очень много разной информации. Его часто можно было увидеть в совершенно неожиданном месте, в темном углу какойнибудь дыры, с окаменевшим лицом, казавшимся мертвенносиним в холодном свете экрана телефона, или сидящим на полу в одной из дальних нежилых комнат и с отрешенным видом рассматривающим какуюнибудь лужицу, которую образовывали капающие с потолка мутные капли.
Саша, кстати, свой мобильник давно, еще на той самой последней вечеринке, умудрился гдето потерять.
Он еще раз посмотрел на Ванька, вздохнул и пошел дальше. Чтото неладное с ним творится, подумал Саша. В последний раз он видел его болееменее нормальным только на той вечеринке, когда закрылись ворота. С тех пор Ваня ходил по базе мрачный, как могила, не особо общаясь даже со своими близкими друзьями.
Саша вышел из коридора тридцать восьмого корпуса и оказался в сорок первом, можно сказать, «родном углу». Он прошел насквозь курилку, где они сидели, когда вырубило свет, и зашел в администраторскую к Лене.
Леня сидел за своим столом и заматывал бинтом запястье правой руки. Услышав шум, он резко повернулся к двери и посмотрел на Сашу. У него был изможденный вид, он сильно похудел и осунулся за последнее время. Ему, как человеку, фактически взявшему на себя руководство базой, сейчас было особенно тяжело, это было видно по его вымученному взгляду.
Саша подошел ближе и спросил:
— Что с рукой?
Леня завязал бинт узелком и отмахнулся.
— А, ерунда. Кругом железо это сраное, каждый день гденибудь да поранишься.
Он поморщился и спросил:
— У вас как дела?
— Нормально, — ответил Саша, сидя с закрытыми глазами на диване.
— Почти разгребли все, завтра во второй половине дня можно будет засевать споры.
— Это хорошо, — сказал Леня и добавил тихим голосом: — Наверное.
Саша нахмурился и посмотрел на него:
— Что значит наверное?
Леня отвел взгляд. Его глаза, обычно живые и лучащиеся энергией, сейчас были тусклыми и безжизненными, как перегоревшие лампочки.
— Устал я от всей этой возни, Сань. Трендец как устал, — горько добавил он и замолчал.
Саша хотел было чтото возразить, но тут он продолжил:
— Зачем это все, а? Ну че мы тут копошимся, как муравьи, в этом индустриальном аду? Я, как только после первого шока отошел, плюс когда мы склад нашли, про грибы вспомнили, то да се, подумал: вот же повезло нам. Сидели тут, на базе, и так считай безвылазно, да и пересидели всю жесть сверху. Счастливчики, блин. А сейчас вот думаю, какие же мы на хрен счастливчики? Все держатся из последних сил, постоянно грызня и возня эта... — Его лицо исказилось гримасой, он помедлил и тихо добавил: — Я уже иногда думаю забить на все, сказать: делайте что хотите, все всем отдать, пусть люди обожрутся этим говенным пюре и перегрызут друг другу глотки изза тушенки, а потом дохнут тут, в этих подвалах. — Он уронил голову на стол и замолчал.
— Ну ты че это так расклеился, дружище, — начал говорить Саша, и тут дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился один из молодых панков по имени Олег.
Леня разом встрепенулся. От слабости, охватившей его буквально несколько секунд назад, не осталось и следа.
Олег, бледный, с вытаращенными глазами, с вызовом затараторил:
— Вы не имеете права так поступать! Мы, в конце концов, не обязаны вообще вас слушаться, кто вы такой?
Леня холодным голосом, не терпящим возражений, сказал:
— Заткнись на секунду, а потом объясни конкретно, че тебе надо.
Олег раскрыл было рот, чтобы сказать чтото явно очень серьезное, но потом просто выпалил: