Последний

Я слушал исповедь лисы, улыбаясь от обжигающе горячего дыхания, такого щекотного и приятного. Немного смущал один упомянутый факт, и когда она закончила, предпочел уточнить его, а разговоры о запахах оставить на потом.

— Что за задание?

Теперь молчала Янка. Тяжелая, напряженная тишина заполнила камеру. Захотелось прижать лису сильнее, успокаивая, что и сделал. Она, помолчав еще немного, рассказала.

Рассказанное заставило стискивать зубы в бессильной злобе.

Оказалось, люди не зря собрали в стенах института иных. Вокруг него создали зону отчуждения. И она все ширилась, оттесняя народы. А расширяли ее пленные. Отряды по шесть иных люди отправляли для зачистки территорий. Для уничтожения не подходящих критериям существ. Посылали убивать родственников и друзей. И иные шли. Потому как, возможности не послушать приказа им не дали. Ошейник, лишь часть наказания. В случае провала одного из участников команды истязания ждало всех. Когда никого, кроме этой шестерки у тебя нет, будешь заботиться об их безопасности. Подтвердились и мои выводы. Лиса оказалась здесь в числе первых. Я наслаждался жизнью, отгоняя даже мысль о сопротивлении, а эта маленькая девочка уже была здесь, терпела пытки, унижения.

Вспомнил и тех двоих, оборотня с банши, которых мне пришлось убить, прорываясь в этот чертов институт. Люди начали уже тогда, а я… Руки сами собой сжались в кулаки. Кажется, я слишком сильно прижал Янку. Пискнув, лиса укусила за плечо, приводя в сознание.

— Извини, извини, пожалуйста, — еще более хрипло повинился, утыкаясь ей в волосы и вдыхая запах, который мне нравился не меньше, чем мой ей. Для первородного это значило слишком много. Судьба поиздевалась над старым вампиром, подкинув очередную потенциальную невесту, когда память о предыдущей еще не остыла, наполняя болью и безумным чувством вины.

Лиса вновь ушла, а я еще долго не мог уснуть, разбирая рассказ. Что будет, когда люди найдут способ воздействия на меня? А они найдут. Вновь стану палачом? Опять буду убивать не по своей воле, а по приказу людей?

Застонав, схватился за голову, решив, что пора кончать с этим. Мне необходимо уходить и, если это невозможно сделать в прямом смысле — ногами, нужно набраться смелости и… Очередной стон отразился от каменных стен, резанув по ушам.

А еще, нужно запретить лисичке приходить. Я могу терпеть боль. Могу сопротивляться приказам, пускай и неэффективно, но вряд ли такого раба отошлют далеко, побоятся, что выйду из-под контроля, а вот если сделать больно Янке. Наори даже блокатор не понадобится, я буду бояться пошевелиться и сделаю все. Люди это наверняка запомнили.

Что это было, я не понял. Сегодня испытывали воздействие звука. И в один момент мне стало больно. Так больно, как не было никогда. Голову будто сдавил лапищами черт. Из ушей только что кровь не шла, а остальное тело словно засунули между двумя валунами и долго терли их друг о друга. Прибор выключили, но еще какое-то время я висел, не в силах пошевелится или хотя бы вдохнуть. Внутренние органы отзывались такой какофонией ощущений, что боялся — меня вывернет наизнанку. Слух и зрение сбоили, как и остальные чувства. Размытые белые кляксы плясали перед глазами, что-то невнятно жужжа.

Чувства медленно стали приходить в порядок. Постепенно дошло и осознание, что эти кляксы — палачи, и жужжали они не невнятно, а вполне конкретно об успехе и состоянии подопытного, то есть меня.

— Отлично! — старик оттянул мне веко, посветив фонарем в глаз. Свет отдавался в черепе отголосками недавней боли. — Сейчас придет в себя, повторим, и запишите данные в момент воздействия.

Он скрылся, зайдя мне куда-то за спину.

— Как чувствуешь себя, кровосос? — опять любитель чеснока. Влез в узкое пятно того, что могли видеть мои глаза, и скалился в ухмылке.

— Иди к черту! — бедный голос, только стал приходить в норму, а тут такое.

Толстяк ухмыльнулся и скомандовал кому-то невидимому:

— Включай.

Я хотел заорать, но горло перехватило спазмом. Тело выгнуло дугой, все мышцы напряглись до предела, а некоторые этот предел перешагнули. Острая, точечная боль отлично показывала, как они рвутся.

Когда закончили от перворожденного, которым я должен быть, осталась лишь пустая оболочка. Каждая клеточка в теле переливалась всеми оттенками боли. Не могу даже сказать, сколько времени продлилась пытка.

В этот раз приходил в себя гораздо дольше. Почти уничтоженное зрение восстанавливалось как после полного повреждения глаза: были в моей жизни и такие случаи. Мышцы, словно после удара мечом, отрезали конечности от управления. При этом ощущалась каждая из них, сотнями отдельных кинжалов, впивающихся в тело. Безжизненной тряпкой я висел на ремнях, не в силах пошевелить даже пальцем.

— Вы что-то хотели мне сообщить?

Ворвался в мозг очень знакомый голос. Печально знакомый. Поднять голову, чтобы разглядеть, тот ли это человек я еще не мог. Лишь напрягал беспомощно то, что еще недавно было шеей.