Последний

Их оставалось шестеро. Я спустился еще за одним, стараясь двигаться на максимально возможной скорости. Перевизгивающиеся гуки резко бросились мне наперерез и успели ухватиться кто за что. Я рухнул вниз, пропахав дорогу. Обрадованные победой свинорылы, не отпуская уже захваченных частей, постарались забраться дальше, параллельно откусывая от доступных участков. Я взвыл, почувствовав, как меня в прямом смысле разрывают на части, дернулся под весом жирных туш, стараясь подняться, скинуть их. Заорал, явно различив, как дробится кость крыла в стальном захвате челюсти. Можно было бы убрать крылья, но тогда трое из них переключаться на тело, существенно снизив шансы на победу своим весом и аппетитом.

— Тварь, — рычал я, медленно воздвигаясь вверх. Одна рука была зажата гуком, рвущим куски от плеча, к ногам прицепилось еще по одному и с каждым их движением мои шансы выжить уменьшались. Забавная будет смерть для перворожденного вампира, пережившего не одну войну.

Дернувшись, вцепился свободной рукой в нижнюю челюсть того, что грыз мне правую ногу. Чувствуя, как смыкаются зубы на пальцах и, понимая, чем чревато промедление, резким движением дернул, вырывая ее. Дикий визг отшатнувшейся твари подсказал, что я добился успеха. С трудом подтянув освободившуюся ногу и сделав на нее упор, вздернул себя вверх, одновременно повторяя маневр с челюстью на висевшей на руке твари. Уже двумя свободными порвал оставшегося на ноге гука и переключился на тех, что на крыльях. Через пару минут все было кончено. Обессиленно опустился на окровавленную землю. Склонил голову и, стиснув зубы, пытался привыкнуть к боли.

Захлопали ставни и двери, выпуская наружу людей и издаваемые ими звуки.

Голоса приближались. Мужские, сначала испуганные, затем восторженно-брезгливые.

— Спасибо вам, — совсем рядом прозвучал сиплый голос.

— Стой! — прохрипел, подняв здоровую руку ладонью вперед. — Не подходи.

— Огар, приведи, — командным тоном позвал все тот же голос. — Ничего, господин. Мы отблагодарим.

Гул голосов сливался с шорохом шагов. Люди убирали последствия, стараясь не подходить ко мне слишком близко. Страх сменялся довольством, обжигая обострившиеся чувства.

— Вот, господин, — очень скоро протянули мне руку прямо под нос.

Приподняв голову, взглянул на здорового, заросшего до самых бровей мужчину. Он с беспокойством следил за протянувшей руку крепко сбитой женщиной и бросал на меня полные ужаса взгляды. Вот она благодарность, выражена в этом взгляде полностью. Все вокруг ликуют, а его душит страх, не за себя, за близкого человека.

— Не надо. Ты боишься, — произнес, отворачиваясь и пытаясь встать на ноги. Получилось, хоть и не с первого раза — повреждения восстанавливались очень медленно.

Крепкая рука схватила за здоровое плечо, останавливая, и грубый голос, с оставшимися еще нотками страха, но вполне уверенно произнес:

— Господин, я не боюсь вас, я боюсь, что ей будет больно. Не более того.

Я развернулся, собираясь высказаться о его вранье. Но вдруг понял, что мужчина перестал бояться, наоборот, от него исходило спокойствие, а женщина? Женщина ласково улыбалась мне, продолжая протягивать руку.

Несколько раз перевел взгляд с него на нее и перестал изображать из себя благородного идиота, припав, наконец, к предложенным жилам.

— Спасибо, — тихо шепнул, зализывая раны.

— Вам спасибо, господин, — звонким, мелодичным голосом поблагодарила женщина, продолжая улыбаться. Оправила рукав и чуть отошла в сторону, позволяя мужчинам заниматься поверженными гуками дальше. В нашей деревне было так же: мужчины работают и защищают, женщины платят, по очереди.

И это люди? Почему? Что случилось с теми, институтскими, в их мире, что они потеряли эту доброту и искренность?

‐ Вам нужна помощь? — спросил тот, что отдавал приказ, болезненно обрюзгший старик в серой рубахе, подпоясанной выцветшим, когда-то красным поясом.

— Н-нет, — неуверенно мотнул головой, чувствуя, как переливается внутри нарастающая тяжесть. — Нужно пройтись.

Сложить крылья было невозможно, сломанные и изорванные, они не хотели исчезать, волочась по земле лоскутами плаща. Раны слишком обширные, рваные и загрязненные не собирались излечиваться, ноя и пульсируя. Такие в моей жизни тоже были, и я прекрасно осознавал, что ждет впереди. Раны от зубов свинорылов всегда заживали тяжело, даже при обильном питании. Пять дней не меньше, черт побери. Задумавшись, брел по дороге, старательно не обращая внимания на все более встревоженное: господин, — несущееся от деревни.

— Вампир, вампир, мать твою, — голос Кора звучал сзади, умудрившись отвлечь от боли.

Сознание не хотело воспринимать ни слова, ни голос, едва пропуская в мозг смысл сказанного.

— Демон, как тебя порвали, — осматривая меня с ног до головы, выдохнул волк. — К нам на луг прибежал Рич, парень из деревни. Говорит, конец нашему вампиру, ушел в никуда, — Кор говорил по инерции, больше вглядываясь и внюхиваясь в меня.

— Мне плохо, — пояснил кратко, когда мозг осознал, кто передо мной находится.