- Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Кабздец! почему-то произнес осел, но дальше он не сбился с обычного перечисления: Портвейн, Водка, Пиво, Коньяк, Портвейн, Водка, Пиво, Коньяк, Портвейн, Водка, Пиво, Коньяк, etc.
У DJ Gra они смогли отобрать только полбутылки пива. Причем тот не хотел отдавать.
- Вот и все, - сказал Бух. - Больше алкоголя в Лесу нет.
- Нам больше и не надо, - мечтательно сказал Питачок.
- Коньяк, Портвейн, Водка, Пиво, - сказал, перебивая это закрывающимися дверями, Ё.
Они сидели в засаде под невысоким песчаным обрывом неподалеку от Трех Сосен. Из-за спины от нагревшегося за день чистого речного песка веяло теплом. Все имевшиеся в Лесу бутылки были составлены у их ног. Было тихо.
Даже Ё, остановившись, перестал подражать метрополитену имени Ленина и орать истошным голосом названия несуществующих станций.
Впрочем, может, они уже существуют, просто их не успели переименовать. Ведь есть же в метрополитене имени Ленина станция Пьянь мерзкая -- на Филевской линии. И в Питере тоже есть - на 2-й.
Кстати, осла забыли распрячь.
- Думаешь, придет? - спросил Питачок.
- Уверен, - ответил Бух.
- А если она придет, что мы будем делать?
- Мы скажем АГА, блин, - ответил неизвестно откуда припледшийся (на самом деле известно - из Норы, откуда же еще?) Кролик.
- Ага, - сказал Питачок неуверенно. - Блин.
Было тихо и тепло. Закатное предвесеннее солнце все еще не превратилось в розовый холодный помидорчик. Оно сияло. А надгробие в виде пышного злато-голубого театрального занавеса, укрывающего могильный холм, ярко блестело в его лучах. Могильный памятник был выполнен в виде объемной мозаики, и золотые кусочки смальты просто резали глаза.
Бух был уверен, что минуту назад никакого надгробия поблизости от их песчаного обрывчика не было.
- Рудольф Нуреев, - сказал вдруг Ё. - А Бунин здесь же, неподалеку.
Неподалеку по набережной как раз прошел Бунин - с палкой, в котелке и еще с бородкой. Приятный господин.
- А меня по дороге сюда чуть чечены не захватили, - сказала Сава, садясь рядом. Она опять была с забинтованным крылом. - Бородатые, чисто звери. Перехватывали управление на металлургическом комбинате и меня чуть еще не перехватили. Еле ушла. Летать-то пока не могу.
- Плоть времени разрывается, Питачок, - сказал Бух. - Вот.
- Да ладно, Винни, прорвемся, - тревожно ответил Питачок.
- Уже прорвались, - сказал Бух. - Плоть времени разрывается, тьма наползает. Это как у Толкина. А откуда я знаю про Толкина? Прорыв. Или обрыв.
С песчаного обрывчика у них за спинами скатился DJ Gra.
- Толкин - атом! - сказал он и сел рядом. - Чума! Ленин! Круче Пелевина! Круче Матрицы!
- Хуз зе фак из пелевин? Энд вот зе фак из мейтрикс? - ответила Сава, и повисло молчание.
И так Все сидели (действительно Все, потому что подтянулись родственники и знакомые Кролика) и слушали рассуждения Буха.
- Когда я еще не был медведем... Да, когда я еще был медвежонком, я был уверен, что нет ничего, что есть. То есть мир кончается за теми вон деревьями, что закрывают горизонт, сам горизонт - кем-то нарисован, родители просто успевают вернуться в кровать, когда я захожу к ним в спальню, а если резко обернуться, то ничего не увидишь. Я был идеалистом.
- И я, - сказал Ё, но его никто не слушал.
- Идеализм - это когда думаешь обо Всех хорошо, - сказал Питачок, но Все его тоже не слушали.
Теперь уж действительно Все, потому что оказалось, что в сидячей толпе знакомых родственников Кролика сидит и Белая Белочка. И поднимающийся вечерний ветерок поигрывает седыми пушинками ее хвоста.
- Став старым пьющим медведем, - продолжал Бух, - я не переставал думать, почему я им стал. Я наблюдал за другими пьяницами и за собой тоже. И сделал вывод о том, что опьянение - это попытка вернуть себя в счастливое младенческое состояние. Кстати, если есть безалкогольное пиво, значит, бывает и безалкогольное пьянство?
- Блин! Он опять начал задавать вопросы! - вскричал Кролик.
- Да он, е-мое, костоеда какая-то, - проворчал Ё.
- Точнее - Кастанеда, - резюмировала Сава.
- Ви не дадавйт касподин медвет сказат, - сказала Белая Белочка удивительно неприятным резким голосом.
Все замолчали. Довольно долго молчал и господин медведь.
- А потом я понял, что все не совсем так, - наконец, заговорил он. - То есть все совсем не так. Не так все обстоит. А если точнее, то ничего вообще не обстоит. Ничего нет! То есть все есть, но в виде иллюзии. Иллюзия держится во времени, как картинка из диапроектора держится на простыне. Но плоть времени протирается, дырявится и разрывается, и в картинке появляются новые детали.
И Бух опять замолчал.
- Винни, я конечно, согласен, что ничего нет, - сказал Питачок. - Но при чем тут выпивон?
- В том-то и дело, мой друг Питачок, что ни при чем! - ту же секунду отозвался Бух. - Пьянство - это не следствие. И уж тем более не причина. Это лишь форма протирания времени!
Все замерли, пытаясь осмыслить это Изречение. И только Белочка сказала про себя (очень резким и неприятным голосом):
- Дас ист гроссе идеа фикс...
И тогда Бух сказал:
- АГА!
И все сказали:
- АГА!