Но это было до того, когда в Эбердин пришла самая дождливая весна в истории метеонаблюдений. После трех недель непрерывных осадков я была готова плюнуть на выпускные экзамены и переехать жить в Сахару. Правда, дожди еще не достигли масштабов библейского потопа. В городе прошумели две-три сильные грозы, но не непрерывный поток муссонных ливней. В иные дни всего лишь накрапывал мелкий дождик, были и такие, когда просто моросило. Но все время было сыро и не по сезону холодно. Я была сыта по горло тем, что приходилось постоянно напяливать на себя по сто одежек. Надетое под джинсы термобелье, поддетые под доверху застегнутые рубашки футболки, а сверху еще и толстовки с капюшоном либо плотные колготки или легинсы, надетые под платья, а поверх всего этого для тепла еще и вязаные шерстяные жакеты. От всего этого я была похожа на раздутый бурдюк, а между тем ящики моего комода с зеркалом были доверху набиты аккуратно сложенными весенними вещами, которые мне до смерти хотелось наконец поносить. Собственно говоря, большинство девушек и ребят все еще ходили в школу в зимних куртках, хотя было уже начало мая. Лучше всего из тех первых дней мне запомнилось именно это и владевшее тогда мною чувство, что что-то идет не так.
Так что было по-настоящему здорово, когда мы, члены закрытого клуба старших классов нашей школы, проснувшись поутру, увидели, что наконец выглянуло солнце и можно порадоваться ему, спускаясь к реке, чтобы укрепить ее берег мешками с песком. Особенно потому, что синоптики уже обещали на конец недели ряд сильных продолжительных бурь и предупредили, что они будут самыми мощными из всех, которые обрушивались на город до сих пор.
Вообще-то первое, что я увидела, открыв тем утром глаза, была радуга. Конечно, не настоящая, а изображенная на стикере, который я наклеила на нижнюю часть стеклянного абажура прикроватного светильника Морган миллион лет назад. Когда-то все в комнате Морган было обклеено стикерами: стены, зеркало, дверца ее шкафа. Потом постепенно она их отлепила, но от них остались липкие клеевые следы, как навсегда приклеившиеся тени. Но мой стикер с радугой она так и не нашла, и я была рада, что он / она все еще там.
Я оторвала голову от подушки. Морган уже принимала душ. Я подождала, пока она выключила воду, и только после этого вылезла из ее постели. Было слишком холодно и слишком рано, чтобы тратить время и силы на то, чтобы переодеться, и я продела лифчик под футболку, в которой спала, и постаралась удостовериться, что мои легинсы не слишком растянулись на попе и в них все еще можно появляться на людях. Затем я протянула руку к батарее, которая находилась с той стороны кровати, где спала Морган, сдернула один из сушившихся на ней носков и сжала его в кулаке. Он все еще был немного сыроват, хотя всю ночь жарился на горячих секциях радиатора.
В комнату торопливо вошла Морган в бюстгальтере и трусиках, с полотенцем на волосах. С тех пор как ее родители развелись и отец съехал из дома, она перестала надевать свой банный халат. А может быть, она отказалась от него с тех пор, как начала кадрить парней, но точно я этого не знала.
– Я позаимствую у тебя сухие носки, ладно? – И я опустилась на колени рядом с ее корзиной для белья.
Морган, дрожа, натянула джинсы.
– Хочешь, я дам тебе еще одну рубашку? – спросила она, вытаскивая из ящика комода белую терморубашку с узором из крошечных желтых розочек и протягивая ее мне.
Я покачала головой:
– У меня есть теплая толстовка с капюшоном. А когда мы начнем работать, мы наверняка вспотеем.
Я с нетерпением ждала, когда мы окажемся на открытом воздухе и наконец согреемся.
Морган надела терморубашку и уселась за свой письменный стол, предназначенный больше для накладывания макияжа и укладки волос, чем для изучения школьных наук и выполнения домашних заданий. Она сняла с головы полотенце. Ее шевелюра была такой темно-русой, что в мокром виде казалась черной, и она, едва проведя по ней расческой, закрутила ее на макушке в конский хвост. Волосы у подружки были такие густые, что ей приходилось использовать целых три резинки, чтобы хвост не рассыпался, и, насколько мне было известно, в середине он не высохнет даже к следующему утру. Затем Морган откинулась на спинку стула и несколько секунд молчаливо разглядывала свое отражение в зеркале. Заметив, что я на нее смотрю, она хихикнула:
– Думаю, в том, что мой бывший парень живет в другом городе, есть свой плюс – по крайней мере, мне не приходится беспокоиться о том, что я случайно столкнусь с ним здесь, в Эбердине.
Не вставая с колен, я подползла к ее стулу, положила голову ей на колени и медовым голосом сказала:
– Будем надеяться, что он в скором времени отойдет в мир иной, и тогда тебе вообще не придется беспокоиться о том, что он случайно попадется тебе на глаза! Тебе следовало бы попробовать помолиться, чтобы он скорее окочурился, когда ты в следующий раз пойдешь в церковь.
Морган шумно втянула ртом воздух и толкнула меня в плечи, так что я, упав навзничь, растянулась на ковре.