Последние флибустьеры

Однако он решился бороться, пока есть силы, и в отчаянии ухватился за бычьи рога, тогда как кондор пустился в обратный путь к гнезду, на помощь своей подружке. Огромный, совершенно черный бык, почувствовав тяжесть на своей спине, припустил сломя голову, быстро оставив позади других быков, не поспевавших за его стремительным галопом.

В несколько минут он пересек поляну и как безумный бросился в гущу леса, отчаянно заревев и мотая могучей головой. Вероятно, ему показалось, что на спину вспрыгнули ягуар или пума, потому что бык устремился в густой кустарник, надеясь, что страшный зверь его оставит.

Дон Баррехо, испуганный как никогда, вытянулся во весь рост на бычьей спине, опасаясь, как бы какой-нибудь толстый сук не раскроил ему голову.

На спину ему в большом количестве сыпались листья и мелкие ветки, колючки кустарников больно царапали лицо, но он не выпускал из рук бычьих рогов и сжимал ногами бока животного, чтобы не слететь на землю, а такое падение повлекло бы за собой смертельный исход.

Бык же, то ли озлобленный, то ли испуганный, все ускорял гонку. Напрягши шею, он все стремительней несся вперед, с глазами, налитыми кровью, и пульсирующими боками. В иные мгновения гасконцу приходило на ум, что его уносит какой-то жуткий ураган.

Внезапно это бешеное галопирование разом оборвалось. Дон Баррехо был скинут неудержимой силой инерции и грохнулся на землю; по счастью, он упал в густые и высокие заросли, а обезумевшее животное с жалобным мычанием исчезло в какой-то лощинке.

Глава XVII ПЛЕНЕНИЕ ДОНА БАРРЕХО

Как ни были гибки ветки остроконечной магнолии, как назывался этот высокий кустарник, но и они прогнулись под весом упавшего человека. Прошло несколько минут, прежде чем панамский трактирщик смог кое-как встать на ноги. Сначала полет, а потом бешеная скачка настолько ошеломили его, что он начал спрашивать себя, не во сне ли все это привиделось.

Но он, как настоящий гасконец, обладал стальными нервами, а потому не замедлил соскользнуть с кустарника, сбив при спуске немало плодов, похожих по форме на огурцы ярко-красной окраски и используемых как лекарство от перемежающейся лихорадки.

— Что же произошло? — спросил он себя. — Жив я или уже мертвец? Но ведь совсем недавно я спокойно спал в гнезде кондора… Tonnerre!.. Минут за двадцать или тридцать я дважды ставил на карту свою жизнь… Теперь я начинаю вспоминать… А бык? Куда он исчез? Хорошо помню, что птица опять взлетела, а бык? Я что-то не видел, чтобы он продолжил свою безумную гонку после того, как зашвырнул меня в этот кустарник, куда я вылетел словно пушечное ядро.

Дон Баррехо, с вытянутыми ногами и скрещенными на лбу руками, все еще обалдевший, лежал на земле и дышал полной грудью, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Tonnerre!.. — повторил он через некоторое время, нащупывая аркебузу, которую носил через плечо, на перевязи; о ружье он, по своей привычке, не вспоминал, пока не приходило время им воспользоваться. — Я тут болтаю, как попугай, а Мендоса и Де Гюсак отбиваются от кондоров. Вставай, дон Баррехо, и пойдем искать находящихся в опасности друзей.

Он поднялся и, сделав несколько шагов, остановился перед глубокой ямой, на дне которой лежал бык, тело которого пронзал острый сук, вероятно, обломившийся от железного дерева.

— Мне тебя жалко, дружок, но у дона Баррехо превосходная таверна и красавица жена, а у тебя — разве что какая-нибудь чернушка вроде тебя, и такая же злая, как ты. В любом случае ты спас мне жизнь, и я тебе очень признателен. Почивай в мире.

И он ушел от этой западни, вырытой скорее всего индейцами, чтобы поймать безо всякого риска какое-либо крупное животное со вкусным мясом. Но вскоре ему пришлось снова остановиться.

Он оказался в густом лесу и не слышал больше ни ружейных выстрелов, ни криков кондоров, ни каких-то иных шумов. Тишину время от времени нарушало только сдавленное дыхание агонизирующего быка. Гасконец почесал затылок, словно приглашая мозги поторопиться с дельным советом, а потом проговорил:

— Это, что называется, по-настоящему скверное дело. Куда меня занесло проклятое животное во время этой безумной гонки? Где мои товарищи? Удалось ли им отсечь голову той чертовой птице или их сбросили в лес?.. Ох!.. Я уже начинаю скучать по своей спокойной таверне «Эль Моро»!

Он огляделся, пытаясь сориентироваться, и быстро убедился в невозможности выбрать правильное направление: над ним перекрещивались гигантские листья пальм, образуя почти непроницаемый для солнечных лучей свод.

И тут дон Баррехо изо всей силы шлепнул себя по черепу.

— У, чертова тыква, — сказал он. — Ты же должна была раньше прийти мне на помощь… Да, порой и я становлюсь неразумной скотиной. Есть только одно средство, чтобы выбраться из этой чащи: вернуться по бычьим следам. Опять я открыл Америку.