Последние флибустьеры

— Не торопись, милый мой гасконец, — сказал баск.

Потом, указывая на французского кабальеро с низовьев Луары, который, улыбаясь в усы, наслаждался разыгрывавшейся перед ним сценой, баск спросил:

— А сеньора, что сидит вон за тем столом и пьет твое скверное вино, узнаешь?

— Скверное, ты сказал?

— Ладно, после разберемся.

Дон Баррехо, уставившись на кабальеро, то и дело тер лоб, словно хотел таким образом вызвать воспоминания о далеких днях. Внезапно он бросился с протянутыми руками к столику:

— Tonnerre!.. Сеньор Буттафуоко!

Знаменитый буканьер[8] маркизы де Монтелимар, улыбаясь, поднялся и с жаром потряс протянутые руки:

— Постарел ты, что ли, дон Баррехо, старых друзей не узнаешь?

— Последствия женитьбы, — сказал Мендоса, трясясь от смеха.

Бравый гасконец даже не обратил внимания на эти слова. Он бросился к длиннющей стойке из красного дерева, крича во все горло:

— Панчита!.. Панчита!.. Выноси из погреба самые лучшие бутылки и оставь в покое шпагу. Она мне больше не нужна!..

Потом он в три прыжка вернулся к столику, за которым сидели буканьер и бискаец, и спросил, опершись о стол обеими руками:

— Так зачем же вы приехали сюда после стольких лет разлуки? Как идут дела у графа ди Вентимилья? А что с маркизой де Монтелимар? Откуда вы появились? Сан-Доминго так далек от Панамы.

— Тише, — сказал Мендоса, показывая пальцем на пивших мецкаль метисов.

— Что такое? — спросил гасконец.

— Ты можешь попросить их уйти?

— Если они не уйдут по-хорошему, я вытолкаю их, — ответил грозный трактирщик. — За таверну плачу я, а не они, разрази их гром!..

Он подошел к столу, за которым мирно сидели выпивохи, и сказал, указывая трагическим жестом на дверь:

— Моей жене стало плохо, ей надо отдохнуть. Можете не платить, но уходите сейчас же. Выпитый мецкаль я вам дарю.

Метисы переглянулись, несколько удивившись, потому что именно в этот момент грациозная кастильянка, вместо того чтобы лежать в постели, вышла из погреба, с трудом удерживая в своих крепких руках большущую корзину, полную запыленных бутылок.

Однако обрадовавшись, что не заплатят за выпивку ни пиастра,[9] они поднялись, взяли свои старые, поношенные сомбреро[10] и ушли без каких-либо возражений, хотя снаружи не прекращался жуткий ливень.

— Женушка, — сказал дон Баррехо, — мне выпала высочайшая честь представить тебе сеньора Буттафуоко, настоящего французского дворянина, и вот эту старую шкуру, Мендосу, которого ты уже знаешь. Обними их покрепче, к ним я ревновать не буду.

Прекрасная трактирщица поставила корзину и поцеловала в обе щеки каждого их друзей мужа, что тех отнюдь не удивило.

— А теперь, женушка, закрой дверь и задвинь засов, — сказал трактирщик. — Сегодня мы больше никого не обслуживаем, потому что у нас семейный праздник.

— Хорошо, Пепито.

— Пепито!.. — воскликнул Мендоса. — Да ты стал петушком, попугаем, курочкой, бычком…

— Видишь ли, у моей жены есть одна странность, — ответил гасконец. — Когда она в хорошем настроении, то упорно зовет меня Пепито.

— Пи… пи… пи… — засмеялся Мендоса.

— То… то… то… — прибавил гасконец, вынимая из корзинки покрытую паутиной бутылку. — Теперь давайте выпьем, и вы мне расскажете, какой странный ветер занес вас в Панаму. Уж тут, конечно, не обошлось без графа ди Вентимилья.

— Разумеется, и даже…

Мендоса внезапно прервался; он встал и посмотрел в сторону двери.

— Пиявка, — обратился он к Буттафуоко. — Панчита, не закрывайте дверь. Мы ждем еще одного друга.

— Кого это? — спросил дон Баррехо.

— Мы и сами не знаем, но, судя по выговору, он или голландец, или фламандец.

— И что же он от вас хочет?

— С тех пор как мы прибыли в Панаму, этот таинственный человек прямо-таки прилип к нам. Куда бы мы ни пошли, он следует за нами; он платит даже за хорошее вино, и притом любезен, как никто в мире.

— Это еще ничего, не всегда ведь находятся любезные люди, — сказал трактирщик, наполняя бокалы. — Но только я хотел бы знать, почему он вас так упорно преследует.

— Мне не верится, что он шпион, — сказал Буттафуоко.

— И вы не нашли случая избавиться от этого сеньора? Ты же, Мендоса, всегда был скор на руку.

— Мне не удавалось встретить его одного вечером.

— Думаешь, он в конце концов явится?

— Конечно, приятель.

— Тогда посмотрим, сумеет ли он отсюда выбраться. Сегодня утром я получил бочку аликанте вместимостью десять гектолитров;[11] она может вместить любого человека, даже самого большого.

— Что ты задумал? — спросил Мендоса.

— Утоплю его в бочке. Тогда и аликанте станет вкуснее.

Мендоса как раз в этот момент наслаждался великолепным хересом трактирщика. Он выплюнул все вино, находившееся у него во рту; лицо его перекосилось.

— Ах, сучий трактирщик!.. — закричал он, притворяясь, что его тошнит. — Он поит нас вином, настоянном на мертвецах!..

Дон Баррехо быстро скрылся, держась за живот, а бравый бискаец, воспользовавшись моментом, схватил бутылку и осушил ее в три глотка.

В это время перед дверью таверны снова появился таинственный незнакомец и остановился, чтобы заглянуть внутрь.

— Вот он, — сказал Буттафуоко. — Готовься к схватке, Мендоса.