Куинси совершенно не хотелось думать о скорбящих родителях, братьях, сестрах и друзьях. К ней в больницу приходила мама Жанель. Дрожащая, с покрасневшими от слез глазами, она умоляла Куинси сказать, что ее дочь, умирая, не страдала, что ей было не больно. «Она вообще ничего не почувствовала, – солгала Куинси, – я в этом совершенно уверена».
– Я понимаю, – сказала она Коулу, – и действительно хочу помочь. Очень хочу.
Детектив потянулся к кейсу, стоявшему у его ног, вытащил из него папку и положил ее на стол. Вслед за ней появился металлический прямоугольник – кассетный диктофон, который он поставил на папку.
– Мы зададим вам несколько вопросов, – сказал он, – если не возражаете, наш разговор будет записан.
Куинси уставилась на диктофон, на мгновение испытав тревогу.
– Разумеется, – неуверенно ответила она. Слово далось ей с трудом.
Коул нажал кнопку записи и сказал:
– А теперь, Куинси, максимально сосредоточьтесь и расскажите нам все, что помните о той ночи.
– Вы имеете в виду всю ночь? Или только когда Жанель начала кричать? После этого я практически ничего не помню.
– Всю ночь, в том числе и вечер.
– Ну хорошо…
Куинси на мгновение умолкла, немного повернулась в кресле и посмотрела на дверь, верхняя половина которой была забрана стеклом. Ее закрыли – сразу после того попросили мать девушки подождать снаружи. Через стекло виднелся лишь фрагмент стены цвета слоновой кости да уголок плаката, предупреждавшего об опасностях вождения в пьяном виде. Матери Куинси не видела. Как и кого-то другого.
– Нам известно, что вы употребляли алкоголь, – сказал Фримонт, – и марихуану.
– Да, – признала Куинси. – Но я ничего не пила и не курила.
– Прямо пай-девочка, да? – ухмыльнулся Фримонт.
– Да.
– Но ведь это была вечеринка, – сказал Коул.
– Верно.
– Джо Ханнен на ней тоже присутствовал?
От звука Его имени Куинси вздрогнула. Три ножевых раны, все еще туго затянутые швами, отозвались пульсирующей болью.
– Да.
– Происходило ли что-нибудь особенное во время вечеринки? – спросил Фримонт. – Что-нибудь, что могло его разозлить? Может, его кто-нибудь задирал? Оскорблял? Обидел до такой степени, что ему захотелось схватиться за нож?
– Нет, – сказала Куинси.
– А
–
– Мы посмотрели результаты экспертизы на предмет насильственных действий сексуального характера в отношении вас, – сказал Фримонт.
Он говорил о гинекологическом обследовании, которому Куинси подверглась сразу после того, как ей зашили раны. Она почти ничего о нем не помнила. Просто лежала и смотрела в потолок, пытаясь сдерживать рыдания, пока специалисты последовательно, шаг за шагом, делали свое дело.
– Они утверждают, что в ту ночь вы вступали в интимную связь. Это так?
Куинси в ответ лишь кивнула, чувствуя, что щеки заливает краска стыда.
– По взаимному согласию? – спросил Фримонт.
Она опять кивнула; лихорадочный румянец распространился на шею и лоб.
– Вы уверены? Если нет, не стесняйтесь, скажите нам.
– Уверена, – ответила Куинси, – все было по взаимному согласию. Меня никто не насиловал.
Детектив Коул откашлялся. Ему не меньше, чем Куинси, хотелось сменить тему.
– Идем дальше. Поговорим о том, что случилось после того, как ваша подруга Жанель вышла из леса и вас ранили в плечо. Вы действительно не можете вспомнить, что было потом?
– Да.
– Попытайтесь, – предложил Коул, – хотя бы чуть-чуть.
Куинси закрыла глаза и уже в сотый раз за неделю попыталась воскресить в памяти хоть самое крохотное воспоминание о выпавшем из ее жизни часе. Несколько раз глубоко вдохнула, от чего сразу заныли натянувшиеся швы. В голове стала пульсировать боль, от которой распирало череп. Но видела только черноту.
– Простите, – жалобно всхлипнула она, – я не могу.
– Совсем ничего? – спросил Фримонт.
– Да, – ответила Куинси, вся дрожа и готовая вот-вот расплакаться, – ничего.
Фримонт сложил на груди руки и раздраженно фыркнул. Коул просто смотрел на нее, слегка прищурившись, будто так ему ее было лучше видно.
– Мне немного хочется пить, – объявил он и повернулся к Фримонту, – Хэнк, ты не мог бы принести мне из автомата чашечку кофе?
Фримонта эта просьба, похоже, удивила.
– Серьезно?
– Да, пожалуйста.
Коул посмотрел на Куинси и спросил:
– А вам кофе можно?
– Я не знаю.
– Тогда лучше не рисковать, – решил Коул, – в сочетании с болеутоляющими кофеин может оказать не самое лучшее действие, правда? И тогда вам станет нехорошо. Вот будет незадача!
Последние слова открыли Куинси глаза. Он произнес их с такой нарочитой веселостью, что ей сразу стало ясно – все это лишь игра. Приветливое лицо Коула, его теплые, не лишенные некоторой сексуальности улыбки были просто представлением.
И Добрый коп сам это подтвердил, как только Фримонт вышел из комнаты.
– Отдаю вам должное, – сказал он ей, – вы держитесь хорошо.
– Вы мне не верите, – ответила Куинси.