Последние Девушки

– Этим утром его нашел человек, совершавший в парке пробежку, – продолжает Эрнандес, – он лежал без сознания. Сплошное кровавое месиво. Один лишь Бог знает, что случилось бы, если бы его обнаружили позднее.

– Это ужасно, – повторяю я.

– И поскольку неподалеку от места преступления была найдена сумочка мисс Стоун, я хотела бы поинтересоваться, не заметила ли она ночью чего-либо подозрительного. Или вы, ведь, насколько я понимаю, вы там тоже были.

– Была, – подтверждаю я.

– В котором часу?

– Около часа, может, чуть позже.

Эрнандес откидывается на стуле и задумчиво соединяет перед собой кончики пальцев с безупречно наманикюренными ногтями.

– Для прогулок по парку несколько поздновато, вы не находите?

– Вообще-то да, – отвечаю я, – но перед этим мы немного выпили. Такой мини-девичник. А поскольку я живу недалеко от парка, мы решили, что быстрее доберемся до дома пешком, чем на такси.

Это алиби мы с Сэм сочинили по пути сюда. Я боялась, что у меня не получится его рассказать, но ложь льется с моих губ без малейших колебаний и настолько легко, что я сама себе удивляюсь.

– И тогда мисс Стоун…

– Бойд, – поправляю ее я, – на самом деле ее зовут Саманта Бойд.

– И именно в этот момент мисс Бойд потеряла свою сумочку?

– На самом деле ее выхватили.

Эрнандес поднимает идеально очерченную бровь.

– Выхватили?

– Мы задержались у парковой скамьи, чтобы Сэм покурила.

Маленький камешек правды в бушующем потоке лжи.

– Пока мы стояли, мимо нас пробежал какой-то парень, выхватил сумочку и скрылся из виду. О краже сумочки заявлять не стали, потому как ничего ценного в ней, как видите, нет.

– А зачем она вообще ее с собой взяла?

– Видите ли, Сэм немного повернута на собственной безопасности, – продолжаю лгать я, – но ее вряд ли можно в этом винить после всего, случившегося с ней. Всего, случившегося с нами. Она говорит, что таскает эту сумочку в целях защиты.

Детектив Эрнандес с понимающим видом кивает.

– Такой отвлекающий маневр?

Я киваю.

– Именно. Грабителя привлекут вещи покрупнее, такие, как эта сумочка, в то время как что-то действительно ценное, к примеру, кошелек, он оставит без внимания.

Эрнандес разглядывает меня, сидя по ту сторону стола, обдумывает полученную информацию и отнюдь не торопится отвечать. Со стороны кажется, будто она считает секунды, ожидая, когда пауза станет достаточно неловкой.

– Вы хорошо разглядели человека, укравшего у вас сумочку? – наконец спрашивает она.

– Не особенно.

– Ну хоть что-то вам в нем запомнилось?

– Было темно, – говорю я, – он был одет в черное. Кажется, в пуховик. Не знаю точно. Все произошло так быстро…

Я откидываюсь на стуле, с облегчением и – признаюсь – с гордостью. Мне удалось без заминок изложить ей ложное алиби. Оно звучало так убедительно, что я и сама почти в него поверила. Но в этот момент Эрнандес тянется к ящичку стола, открывает его, достает фотографию, кладет на стол и подталкивает ногтем ко мне.

– Это может быть он?

Передо мной размытая фотография молодого оборванца. Дикий взгляд. Татуировка на шее. Тонкая и сухая кожа наркомана. Того самого, которому я сломала нос. От его вида мое сердце мгновенно замирает.

– Да, – отвечаю я, опять нервно сглатывая, – он.

– Это его нашли утром забитым до полусмерти, – говорит Эрнандес, хотя я это знаю и без нее. – Его зовут Рикардо Руис. Сокращенно Роки. Бездомный. Наркоман. Обычная грустная история. Наши ребята, патрулирующие парк, его хорошо знают. Они говорят, что он не из тех, кто станет нарываться на неприятности. Его интересуют только две вещи – где переночевать и где достать очередную дозу.

Я не отрываю взгляд от снимка. Теперь, когда я знаю как его зовут и кто он такой, мое сердце разрывается в груди от чувства вины и угрызений совести. Я не вспоминаю о страхе, охватившем меня в парке. Я не вспоминаю о выпавшем у него из кармана ноже, который подобрала Сэм. Все мысли сосредоточены только на одном: я его покалечила. Очень сильно. Так сильно, что он может никогда от этого не оправиться.

– Какой ужас, – с трудом выдавливаю я, – с ним все будет в порядке?

– Врачи говорят, еще рано делать прогнозы. Но его кто-то здорово отделал. Вы с мисс Бойд ночью ничего подозрительного не видели? Может, кто-то убегал? Или вел себя как-то сомнительно?

– Когда мы лишились сумочки, мы постарались уйти как можно скорее. Ничего такого не видели.

Я пожимаю плечами и, чтобы дополнить впечатление, хмурюсь, давая понять, что очень хочу помочь.

– Мне очень жаль, что я ничего больше не могу сказать.

– А когда я спрошу об этом мисс Стоун – простите, мисс Бойд – она подтвердит ваши слова?

– Конечно, – отвечаю я.

Во всяком случае, я на это надеюсь, хотя после минувшей ночи больше не уверена, что мы с Сэм выступаем на одной стороне.

– Я так понимаю, вы с ней близкие друзья, – говорит Эрнандес. – Вы пережили похожи трагедии. Как вас называют в газетах?

– Последние Девушки.

Я говорю это со злостью, со всем возможным презрением. Чтобы детектив Эрнандес знала: я не отношу себя к их числу. Что это осталось позади, хотя теперь мне и самой в это не очень верится.