Последние Девушки

Взор затуманивает трепещущая красная пелена. Такой боли я не испытывала уже много лет. Если быть точной, десять.

Побег из «Соснового коттеджа». Пронзительный крик в лесной чаще. Толстая ветка, с силой ударившая по голове.

Я словно в одночасье возвращаюсь туда и чувствую ту же глубокую, пульсирующую боль. Время сжимается и превращается в черный тоннель, который вот-вот меня поглотит, чтобы выплюнуть в том проклятом лесу, где случился весь этот кошмар.

Но ничего не происходит. Я возвращаюсь в настоящее и чувствую, как от шока цепенеет все тело. Выпускаю капюшон – рука разжимается сама собой. Сквозь кровавый туман я различаю очертания мужчины. Вырвавшись на свободу, он поворачивает на юг, убегает и вскоре исчезает из виду.

Вместо него в поле зрения появляются две другие фигуры, устремляющиеся ко мне с разных сторон. Одна из них Сэм, она подбегает сзади и зовет меня по имени. Вторая – девушка, которую мы только что спасли, она вскочила со скамейки и приближается ко мне, засунув руку глубоко в свою холщовую сумку.

– У вас кровь, – говорит она.

Чувствуя, что из ноздрей течет что-то горячее и влажное, я прижимаю к носу руку. Потом опускаю глаза и вижу, что на пальцах поблескивает кровь.

Девушка протягивает мне салфетку. Когда я прикладываю ее к носу, Сэм обнимает меня сзади, крепко прижимается к спине и говорит:

– Ни хрена себе! Девочка моя, да ты у нас настоящий боец.

Я дышу ртом, втягивая в себя бодрящий воздух, пропитанный едва уловимым ароматом травы. Все мое тело звенит от смеси адреналина, страха и гордости оттого, что Сэм, вероятно, права. Я действительно боец и сияю от радости.

Девушка, которую мы спасли – она до сих пор не сказала, как ее зовут, – тоже, похоже, поражена. Сквозь туман мы спешим к выходу из парка, и она глухим, испуганным голосом спрашивает, кто мы – самовольный патруль?

– Нет, – отвечаю я.

– Да, – говорит Сэм.

Когда мы оказываемся в западной оконечности парка, я ловлю такси и усаживаю девушку в машину. Перед тем как захлопнуть дверцу, сую ей в руку двадцатидолларовую купюру, насильно сжимаю ее пальцы и говорю:

– Это водителю. И никогда больше не ходите в парк одна в такое позднее время.

15

Когда я просыпаюсь, лицо все еще саднит тупой, ноющей болью, протянувшейся от скулы до носа. В душе я делаю воду такой горячей, какую только способна выдержать, и целых пять минут провожу, вдыхая пар и избавляясь от комков запекшейся в ноздрях крови. Потом подставляю лицо под ее струи, которые обжигающим жалом впиваются в кожу.

Когда в голове всплывают воспоминания о событиях прошлой ночи, тремор схватывает мои ноги с такой силой, что мне приходится прислониться к стенке душа. Просто невероятно, что я была так глупа, так рвалась к опасности. Тот парень в парке мог быть вооружен. Меня могли зарезать, застрелить, уничтожить. С учетом этого, мне еще повезло, что я отделалась одним ударом по лицу.

Выключив воду, я провожу рукой по зеркалу в ванной, образуя на затуманенной поверхности широкую прозрачную полосу. На щеке женщины, которая смотрит на меня, виднеется едва заметный синяк. Но при этом чрезвычайно чувствительный к прикосновениям. Стоит слегка надавить на него подушечкой пальца, как лицо тут же кривится от боли.

Новая боль пробуждает к жизни старые раны. Удары ножом в «Сосновом коттедже» не нанесли серьезного вреда, но оставили шрамы. Сегодня они пульсируют – впервые за много лет. Я слегка выгибаю спину, чтобы отметина на животе отразилась в зеркале. Тонкая молочно-белая линия, отчетливо виднеющаяся на раскрасневшейся от пара коже. Потом наклоняюсь немного вперед и присматриваюсь к двум меткам чуть ниже плеча, расположенным на расстоянии пары сантиметров друг от друга. Одна из них вертикальная, другая чуть наклонена и образует диагональ. Если бы нож был больше, они бы наверняка пересеклись.

Вытеревшись и одевшись, я чувствую, что боль отступила и превратилась в легкое покалывание. Неприятное, конечно, но я смогу с ним справиться.

На кухне, в преддверии встречи с Купом, я принимаю таблетку «Ксанакса», запивая ее виноградной газировкой, и жду, когда из своей комнаты выйдет Сэм. Она появляется через пару минут и выглядит совсем другим человеком. Убранные за уши волосы полностью открывают слегка тронутое макияжем лицо. Стрелки стали куда менее жирными, а рубиновый цвет на губах сменился розово-персиковым блеском. Отказавшись от ежедневного черного цвета, она надела темные джинсы, синие туфли на плоской подошве и ту самую блузку, которую вчера позаимствовала в «Сакс». В ушах болтаются прикарманенные мной золотые сережки.

– Ничего себе! – восклицаю я.

– Скажи, неплохо для телки в таком возрасте?

– Не то слово.

– Хочу произвести хорошее впечатление.

Пока мы идем в кафе, несколько раз ловим на себе взгляды прохожих, но невозможно сказать, чем они вызваны – статьей Джоны Томпсона или новым обликом Сэм. Скорее всего, последним. Мало кто смотрит на меня, а те, кто это делает, кажется, просто сравнивают меня с ней.