– Серьезно? – спросила Жанель. – Вообще совсем?
– Да, – нахмурился он, – в смысле нет.
– И в чем дело?
– Может, ему просто не хочется, – сказала Куинси, снова выступая голосом разума, ангелом-хранителем, вечно реющим за плечом Жанель, – может, Джо, как и я, предпочитает контролировать свои умственные способности.
– Ты не пьешь потому, что тебе слабо и твои папочка с мамочкой разозлятся, если узнают! – заявила Жанель. – А вот Джо совсем не такой, правда?
– Просто… я никогда не пробовал, – сказал Джо.
– Даже с друзьями?
Джо запнулся, пытаясь выдавить из себя ответ, но было уже поздно. Жанель набросилась на добычу.
– Что, у тебя и друзей нет?
– У меня есть друзья, – колючим голосом ответил Джо.
– А девушка? – задорно спросила Жанель.
– Может быть. Я… я не знаю, кем ее считать.
– Видимо, воображаемая, – прошептала за спиной Куинси Бетц.
Жанель сердито зыркнула на нее, опять повернулась к Джо и сказала:
– Значит, когда вы с ней в следующий раз увидитесь, тебе будет что рассказать.
Потом взяла стаканчик, щедро плеснула в него ликера из разных бутылок и долила доверху апельсиновым соком. После чего протянула Джо и заставила сомкнуть пальцы на красном пластике.
– Пей.
Джо не поднес стакан к губам, а склонил к нему голову, будто клюнув носом, тут же скрывшимся под ободком. Из стаканчика донесся кашель. Его первый глоток. Потом он выпрямился, вдохнул воздуха и посмотрел вокруг широко открытыми осоловелыми глазами.
– Нормально, – сказал он.
– Нормально? – спросила Жанель. – Да брось, тебе понравилось.
Он облизал губы.
– Слишком сладко.
– Это можно исправить.
Жанель выхватила из рук парня стаканчик с тем же проворством, с каким перед этим его сунула. Вернувшись к бару, она взяла лимон и посмотрела на разделочный стол.
– У кого-нибудь есть нож?
На стойке лежал большой нож, предназначенный для курицы. Жанель схватила его и воткнула в лимон. Лезвие пронзило кожуру, мякоть, а потом ее палец.
– Вот черт!
Поначалу Куинси подумала, что она решила разыграть перед Джо спектакль. Устроить «Жанель-шоу», как это называли остальные за ее спиной. Но потом увидела, как из пальца подруги хлынула кровь, тут же обагрив прижатую к нему бумажную салфетку и усеяв стойку каплями, крупными, будто лепестки розы.
– Ой! – захныкала Жанель, и у нее на глазах навернулись слезы. – Ау! Ох! Ой-ой-ой!
Куинси ринулась вперед и принялась ее утешать, выполняя свой долг соседки по комнате:
– Не волнуйся, все будет хорошо. Подними руку. Прижми вот это.
Она заметалась по кухне в поисках аптечки, пока Жанель переминалась с ноги на ногу, содрогаясь от вида крови.
– Быстрее! – поторопила она.
Под мойкой обнаружился лейкопластырь в допотопной баночке с откидной крышкой. Настолько старый, что Куинси даже не могла припомнить, когда в последний раз видела такой у себя дома. Она схватила самую большую полоску, которую только смогла найти, и заклеила ею палец Жанель, умоляя не шевелиться.
– Готово! – воскликнула Куинси, поднимая руки. – Теперь ты как новенькая.
Эта маленькая трагедия приманила Джо. Он топтался неподалеку и смотрел, как Жанель разглядывает свой перевязанный палец. Потом опустил глаза на стойку и забрызганный кровью нож.
– По виду острый, – сказал он, взял его в руку и прикоснулся к лезвию подушечкой указательного пальца, – надо быть осторожнее.
Он пристально посмотрел на Жанель и Куинси, будто желая убедиться, что они последуют его совету.
На его подбородке поблескивали бисером несколько капелек жидкости – остатки его первого коктейля. Он вытер их тыльной стороной ладони и, все так же сжимая в руке нож, облизал губы.
Полчаса спустя за мной приезжает Джефф, вызванный Джоной Томпсоном: тот нашел нужный номер в моем мобильнике, после того как я заблевала его туфли и он спросил, кому может позвонить. Теперь я стою скрючившишь над унитазом в дамском туалете, хотя желудок уже выжат досуха, как пустая бутылка. Вытаскивать меня из кабинки приходится одной из коллег Джоны, хрупкой птичке-журналистке по имени Эмили. Она приоткрывает дверь и испуганно окликает меня, не подходя ближе – будто я заразна, будто меня следует бояться.
Когда мы возвращаемся в квартиру, Джефф укладывает меня в постель, несмотря на все протесты и заверения, что мне уже лучше. По всей видимости, это ложь, так как я засыпаю, как только касаюсь головой подушки. Остаток дня я провожу в беспокойной дреме, едва замечая, как то Джефф, то Сэм заглядывают в комнату. К вечеру я окончательно просыпаюсь. Джефф приносит поднос с едой, которая сгодилась бы для тяжелого больного: куриный бульон с вермишелью, тост и имбирный эль.
– Вообще-то это не грипп, – говорю я.
– Откуда ты знаешь? – возражает он. – Судя по всему, тебе было совсем плохо.
От сочетания недосыпа, бурбона и горсти «Ксанакса». Ну и, конечно же, от Него. От Его фотографии.
– Должно быть, что-то не то съела, – уверяю я, – сейчас мне уже намного лучше. Нет, честно. Я в порядке.
– В таком случае я хочу тебя порадовать – сегодня звонила твоя мать.
Я издаю стон.
– Сказала, соседи интересуются, как ты оказалась на первых полосах газет, – продолжает Джефф.
–