Последние Девушки

Я листаю страницы, пока не нахожу адрес редакции. Сорок седьмая Западная улица. Два квартала к югу и один к западу отсюда. Подгоняемая гневом, я бросаюсь вперед, делаю два шага, и вдруг осознаю, что Сэм не двинулась с места. Она стоит на углу, обкусывает заусенцы и смотрит мне вслед.

– Пойдем, – говорю я.

Сэм качает головой.

– Почему нет?

– Потому что это плохая идея.

– И это человек, который только что подговорил меня украсть в магазине сережки! – это заявление привлекает взгляды нескольких прохожих. Ну и плевать. – А я все равно пойду.

– Как твоей душе угодно, детка.

– Неужели тебя это не бесит?

– Бесит, конечно же.

– Тогда нам надо что-то сделать.

– Это ничего не изменит, – отвечает Сэм, – мы все равно останемся на обложке.

Мы привлекаем еще больше внимания. Я сердито буравлю глазами тех, с кем встречаюсь взглядом. Потом так же смотрю на Сэм, удрученная тем, что она совсем не злится. Я хочу видеть ее такой, какой она была час назад, когда призывала не держать в себе гнев, но ей на смену пришел совсем другой человек, размякший от того же «Ксанакса», который сейчас зудит во мне.

– Я все равно пойду!

– Не надо, – говорит Сэм.

Я поворачиваюсь и, подхлестываемая яростью, шагаю дальше, бросая Сэм через плечо, насмешливо растягивая слова:

– Я у-хо-жу-у-у.

– Куинни, подожди.

Поздно, я уже дошла до угла и ступила на пешеходный переход, хотя на светофоре горит красный. Сэм, кажется, продолжает меня окликать, но ее голос растворяется в шумной многоголосице города. Я иду вперед, сжимая в кулаке газету, отказываясь останавливаться до тех пор, пока не окажусь лицом к лицу с Джоной Томпсоном.

Миновать пост охраны просто так не получится. Он расположен в вестибюле, в двух шагах от переполненных лифтов. Можно было бы рвануть к их постоянно открывающимся и закрывающимся дверям, но дежурный охранник выше меня сантиметров на тридцать. Ему не составит труда в два шага преодолеть вестибюль и перегородить мне дорогу.

Так что я со свернутой газетой в руке направляюсь прямо к нему и заявляю:

– Мне нужно увидеться с Джоной Томпсоном.

– Имя?

– Куинси Карпентер.

– Вы с ним договаривались?

– Нет, – отвечаю я, – но я знаю, что он захочет со мной увидеться.

Охранник смотрит какой-то список, звонит по телефону и велит мне подождать у картины напротив лифтов. Она выполнена в стиле ар-деко и изображает силуэты манхэттенских зданий в приглушенных тонах. Я все еще разглядываю ее, когда за спиной раздается голос:

– Куинси, – говорит Джона Томпсон, – вы передумали и решили поговорить?

Я вихрем поворачиваюсь к репортеру, и от одного его вида у меня в жилах закипает кровь. Одет он модно и с претензией: в клетчатую рубашку и узкий галстук. Подмышкой пухлая папка, вероятно, грязные секреты его следующий жертвы.

– Я пришла выслушать твои извинения, сукин ты сын.

– Значит, вы уже видели новый номер.

– Теперь весь долбаный город знает, где я живу, – продолжаю я, размахивая журналом у него перед носом.

Он моргает глазами за очками в массивной оправе, скорее весело, чем тревожно.

– Ни в статье, ни на снимках нет никаких сведений о том, где вы живете. Я за этим проследил. И даже название улицы не упомянул.

– Но зато показал нас. Раскрыл, кто мы. Теперь кто угодно может зайти в «Гугл» и посмотреть, как выглядим я и Саманта Бойд. А значит, любой псих может устроить за нами слежку.

Об этом он не подумал. Проступившая на его лице легкая бледность явственно об этом свидетельствует.

– Я не хотел…

– Ну конечно не хотел! Ты думал только о том, сколько экземпляров удастся продать. Как тебя повысят. Сколько денег тебе предложат крупные таблоиды.

– Дело вовсе не в этом…

– Я могу на тебя в суд подать, – вновь перебиваю его я, – мы обе с Сэм. Так что молись, чтобы с нами ничего не случилось.

Джона тяжело сглатывает застрявший в горле ком.

– Значит, вы пришли сюда сообщить, что подаете в суд на наш журнал?

– Я пришла сюда предупредить, что вы все разоритесь, если появится хоть еще одна статья обо мне, Саманте Бойд или о том, что с нами случилось много лет назад! Оставь нас в покое.

– По поводу этой статьи я должен кое-что вам рассказать, – говорит Джона.

– Засунь ее себе в задницу.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку и тянет назад.

– Не прикасайся ко мне!

Джона сильнее, чем может показаться, хватка у него опасно крепкая. Я пытаюсь вырваться и до такой степени выкручиваю руку, что чувствую в локте боль.

– Послушайте меня, – говорит он, – это касается Саманты Бойд. Она вас обманывает.

– А ну пусти!

Я отпихиваю его от себя. Сильнее, чем мне того хотелось. Достаточно сильно, чтобы привлечь внимание охранника.

– Эй, мисс! – рявкает он. – Вам необходимо покинуть помещение.

Будто я и сама не знаю. Будто не понимаю, что чем дольше я нахожусь рядом с Джоной, тем сильнее бешусь. Так бешусь, что когда он опять подходит ко мне, я толкаю его снова – умышленно сильнее, чем в первый раз.

Он грохается навзничь, папка выскальзывает у него из рук и раскрывается в воздухе, выплевывая свое содержимое. На пол веером рассыпаются десятки газетных вырезок, их заголовки на разные лады выкрикивают одну и ту же историю.