Последние четверть часа

По четвергам в полдень сирены устраивают генеральную репетицию. Они взвывают все разом, то выше, то ниже — как прежде во время воздушных налетов.

В начале пятидесятых годов люди еще пугались. Свежа была память военных тревог. Теперь никто не обращает на них внимания. Кроме собак.

Каждый четверг в полдень, чуть только раздается звук сирен, собаки дружно начинают им вторить. Сперва они глухо ворчат и отчетливо слышны — хоть считай — колебания связок в глубине их гортани, затем они завывают, приноравливаясь к тону самой близкой и сильной сирены. Здоровенная овчарка Марселя Менара старается больше всех, ее вой покрывает весь собачий хор… Когда сирены затихают, собаки продолжают выть еще несколько секунд, наводя тоску на всю округу…

Но, несмотря ни на что, люди смеются, вот недавно в самый разгар такого концерта просто надорвали животики…

— Иди погляди, какая буря пронеслась! — говорит Марсель соседу Биро.

Оба встают и выглядывают наружу, и далеко, через сады, они кричат Шарлеманю:

— Ты видел разгром?

Накануне вечером эти странные священники в гражданской одежде ушли неизвестно куда. Когда в полночь они вернулись, их знаменитая палатка валялась на земле, все веревки были перерезаны бритвой. Они ушли ночевать в город. Вернулись они только к одиннадцати утра и стали осматривать разоренную палатку.

— Еще хорошо, что у них отрезали только веревки! — говорит Марсель.

Сообщники…

Половину вещей выкинули в речку. От брюк оторвали все пуговицы. Вот увидишь, если эти люди когда-нибудь достигнут благополучия, от них еще и не таких проделок дождешься. Посмотри только, как во время разговора у них в глазах сверкают лукавые искорки… Распластанная на земле палатка казалась еще больше, чем когда была натянута. Один из колышков продолжал косо торчать в земле, и конец серо-зеленого полотнища сморщился на нем, по выражению Марселя, словно пустое вымя. С крюка треножника свисал до земли полупустой резиновый мешок для воды. Под палаткой лежала церковная утварь, надувные матрацы, портативная печка с экранами, газовая лампа, походный погребок, грязная пластмассовая посуда, спальные мешки, все это барахло пропахло мужчинами и немытыми ногами… Они погрузили свои пожитки на ручную тележку наподобие той, что у Клементины и Сержа Бургиньона, и ушли, не прощаясь. Большие лакированные кресты раскачивались на их шеях… Больше их никто не видел. Словом, нет предела человеческой неблагодарности.

Только один раз удалось устроить забастовку в защиту их прав. Это случилось два года назад, в 1958 году. Работу приостановили на один час. Всего один час за пять лет… А между тем сделать это тогда было много труднее, чем сейчас. Но тогда причиной забастовки была гибель человека…