Последние атаки

На другой день Воронин приехал на аэродром поздно. После утреннего вылета летчики уже завтракали, сидя прямо на земле, и как обычно после боя оживленно разговаривали. Он подсел к Сирадзе и Шахназарову.

— Ловко ты расправился с «фоккером», — хвалил командир своего напарника.

— Попался какой-то туз, — поясняет Вартан. — Минут десять я с ним возился, ну и попотел!

— Да и сейчас еще голова у тебя мокрая, — заметил Сирадзе.

— Да ну?! — удивился Вартан и вытер волосы платком. — После завтрака надо бы вымыть голову и побриться, — и он тут же попросил бритву у товарища, сидящего с ним рядом, и сунул ее за голенище сапога.

Однако он не успел не только побриться, но и позавтракать: улетел с группой на сопровождение бомбардировщиков, наносящих удар по отступающему от Львова противнику.

Вартан Шахназаров с задания не возвратился. Вот что Петр услышал от летчиков, которые подробно разобрали этот большой и тяжелый воздушный бой.

Чистое небо. Ярко светило солнце. Вартан летел в паре с Сирадзе. Под крылом проплывали только что освобожденные села и города Львовской области.

— Смотреть в оба: на большой высоте шныряют «мессершмитты», — предупредили со станции наведения по радио при подходе к передовой.

Появились серебристые одиночные барашки облаков. Вартан в них заметил пару фашистских истребителей. Немедленно предупредил товарищей.

— Впереди пара «мессеров»!

— Охотники, — подтвердил командир группы. — Не зевать!

Это оказались не охотники, а разведчики. Вот уже второй день противник стал сочетать действия своих мелких групп с крупными — принцип внезапности и силы. Над фронтом, как позднее выяснилось, наших уже ждали четырнадцать фашистских истребителей, а эти двое разведчиков сообщали им о боевом порядке советских самолетов.

Линия фронта позади. Наши бомбардировщики шли по прямой, никуда не сворачивая. Они были на боевом курсе, прицеливались. В этот момент им и крылом шелохнуть нельзя: иначе бомбы пойдут мимо цели, и задача останется невыполненной.

Над головами наших летчиков замельтешили облака. В них по-прежнему маячила знакомая пара. Появилась вторая, третья, четвертая… И тут, очевидно, по команде, выскочило не меньше десятка «мессершмиттов», из них четыре нацелились на головную девятку «Петляковых». Враг хорошо знал свое дело. Он хотел сорвать прицельное бомбометание.

Ведущую группу бомбардировщиков охраняли Сирадзе и Шахназаров. Они немедленно пошли наперерез врагу. Однако два «мессершмитта» так опасно сблизились с бомбардировщиками, что Сирадзе и Шах, не сговариваясь, устремились на них, оставив сзади себя вторую вражескую пару. Вартан хорошо видел, как к его командиру в хвост уже подбирался фашист. Сирадзе же в этот момент брал в прицел «мессершмитта» и не видел опасности. Оставить бомбардировщиков, чтобы выручить друга, Вартан тоже не мог, потому что флагмана «Петляковых» вот-вот снимет «мессершмитт». И он, словно при боксе, коротким ударом полоснул фашиста очередью и тут же, отскочив от него, оказался позади другого «мессершмитта», подобравшегося к Сирадзе. И тоже короткий удар. Красные и зеленые нити трассирующих пуль и снарядов оплели тонкое тело «мессершмитта». Сирадзе, сумев срезать своего противника, круто развернулся и защитил своего напарника. В это же мгновение еще какой-то «мессершмитт» свалился сверху и сам застыл в прицеле Вартана. И целиться не нужно. Удар — и от «мессершмитта» полетели обломки. Он разом окутался черным дымом, и яркое пламя потянулось за ним. Глядя на этот факел, Вартан восторженно воскликнул:

— Вот здорово!

В воздушном бою ликование победой всегда преждевременно. Шахназаров знал об этом. Ему не раз говорили товарищи и командиры, что неуместный восторг притупляет бдительность. Но, видимо, есть истины, которые усваиваются только через собственный, зачастую трагический опыт. В то время, как Вартан любовался ярким факелом — а это была лишь короткая секунда — другой «мессершмитт» вывалился из-за облаков и в упор из трех пушек и двух пулеметов окатил «як». Все произошло так внезапно, что никто из семи наших истребителей не успел прийти на помощь. Самолет Шаха вспыхнул, как спичка.

— Прыгай, скорее прыгай! — раздался в наушниках надрывный голос Сирадзе.

Горящий «як» продолжал лететь по прямой, а летчик все не покидал его.

— Прыгай, скорее прыгай! — торопил своего друга Сирадзе, отбиваясь от атак противника. На какое-то время он потерял из виду горящий самолет Вартана, а когда вновь отыскал его, увидел, как тот взорвался. Парашютиста никто не видел…

ВО ФРОНТОВОМ ТЫЛУ

Надежда Петра Воронина остаться в родном полку не сбылась. Заместитель к Василяке, как оказалось, уже был назначен приказом по воздушной армии.

В грустном настроении Воронин вышел из давно знакомой ему землянки и, словно прощаясь с аэродромом, оглядел летное поле. В мае оно золотилось лютиками и одуванчиками. Теперь выгорело, почернело и стало каким-то чужим.