Из Лондона я поздно вечером позвонила Артуру, и оказалось, что его нет дома. Мобильный телефон не отвечал. Это было просто невероятно! Я ломала голову, где же он мог находиться? Он, мой Артур, у которого нет близких друзей. Только бы с ним ничего не случилось. Мне уже начало казаться, что он в больнице. А я в Англии — и ничем не могу ему помочь. Да в самом ли деле по мне эта новая жизнь? В общем, я провела ужасную ночь, а утром наконец дозвонилась до мужа. Он был в отличном настроении и клялся, что я, должно быть, не туда попала, так как вчера вечером он никуда не выходил. Артур заявил, что решил воспользоваться моим отсутствием, чтобы последить за здоровьем, сходил в бассейн и рано лег спать. После этого разговора на сердце у меня стало тревожно.
Тем не менее я выполняла свои профессиональные обязанности. Довела переговоры с сумасшедшими рокерами до конца. Варенцов остался доволен. Он уезжал утром, а я собиралась лететь вечером, чтобы день провести в Лондоне без всяких дел. Едва ли не впервые после замужества я оказалась одна — совершенно одна! Меня так и подмывало вкусить холостяцкой жизни, но я решила лететь самолетом в тот же день…
Я вот о чем все время думаю: стать свободной женщиной — разве это легко? Освободиться от другого — да, но от собственных влечений?.. Ведь надо от столького отказаться! В который раз я вновь пересматриваю свои как будто бы уже бесповоротные решения. Почему прочность брака в значительной степени зависит от того, сколько времени супруги проводят вместе? Не говорит ли это о ненадежности чувств?
— Я не знаю, — честно сказал Гордеев. — Я знаю много женатых пар и много разведенных. У всех свои истории. Они похожи и… непохожи. Продолжайте, пожалуйста.
— Постепенно я пришла к выводу, что окружающий мир за те полгода ничуть не изменился — поколебалось лишь спокойствие моей скромной персоны. Когда я ехала в аэропорт и думала о муже, я испытывала только одно желание: вернуться в себя, уползти в свою раковину и забыть о вдруг проснувшемся тщеславии, которое едва не стоило мне счастья. Мне кажется, за эти полгода я обошла вокруг себя самой, как вокруг света, и теперь знаю достаточно, чтобы решить, чего я хочу на самом деле. В общем, я поняла, что не могу жить иначе. Разве побег мой был столь необходим, обогатил меня чем-нибудь? Впрочем, это не имеет значения… все равно никогда уже мне не стать той, что я была раньше.
Итак, во второй половине дня, уж точно не помню во сколько, я села в самолет в аэропорту Хитроу. Заснуть я не смогла, как ни старалась. Я не принимаю снотворное в самолетах, после этого голова квадратная. Вы спите в самолетах, господин адвокат?
Гордеев покачал головой.
— И правильно. Я хорошо помню, что уселась, даже не взглянув на соседа, и постаралась устроиться поуютнее. Книга, плеер, коктейль… Лишь вооружившись всеми этими необходимыми вещами, я повернулась налево. И увидела женщину с классическим профилем и гладко зачесанными волосами. Это была Она.
— Кто? — спросил Гордеев.
— Та самая женщина из ресторана, которая изменила мою жизнь.
— Давайте наконец называть вещи своими именами, — взмолился Гордеев. — Вы говорите об Альбине Артемьевой?
— Да, но тогда я еще не была с ней знакома.
— Значит, все же познакомились?
— Наберитесь терпения.
— Да уж терплю, — пробурчал Гордеев.
— Знаете, это просто необъяснимо, что я снова увидела ее. Будто колесико судьбы сошло с места, будто произошла ошибка. Она должна была навсегда исчезнуть с моего горизонта — а она сидела рядом со мной. Такое случается лишь однажды. Я думала: страдает ли она от разлуки, о протяженности которой я, естественно, не могла судить? Нет, конечно, не страдает: такую любовь не может убить разлука. В подобном чувстве нет места сомнениям. Вот это-то и было чудом. Убежденная в главном, я смотрела на эту женщину, а ведь, в сущности, еще совсем молоденькую девушку — но такую спокойную, уверенную в себе, словом, такую же, какой я видела ее в тот первый раз. И конечно, образ ее спутника незримо присутствовал рядом с нею.
— То есть она была одна?
— Она была одна, — подтвердила Грушницкая. — Самолет тем временем взлетал. Небо в иллюминаторах из темного стало черным: в ту секунду, как мы оторвались от земли, опустился густой туман. Помню, я любовалась изысканным багажом своей соседки: все вещи были разных размеров и формы, но близкие по материалу и цвету. Они представляли собой как бы одно семейство. Мне хотелось на чем-то сосредоточить внимание и попробовать отвлечься от болтанки — самолет то и дело нырял в ямы, хотя нас уверяли, что все нормально. Но как?
Я обратила внимание, что на безымянном пальце моей соседки нет обручального кольца, но это в конце концов ничего не значит, ибо она, конечно, выше всяких условностей. Интересно, сколько ей лет, думала я. Должно быть, около двадцати пяти. А может, чуть меньше.
— Меньше, — кивнул Гордеев.
— Вот видите, вы все знаете лучше меня.