Последняя одиссея

Бóльшую часть времени Ковальски проводил здесь или в одной из хижин-палаток, наблюдая в светлое время суток, как ползут по траве тени. Шел третий день, как они сюда приехали.

Мария стояла у кромки леса и о чем-то говорила с доктором Джозефом Кьенге, главным зоологом. Конголезец покачал головой, он явно не собирался сегодня больше ничего делать. След Баако, западной равнинной гориллы, которую она выпустила в джунгли два года назад, так и не обнаружили.

Мария поникла.

Ковальски нахмурился и покачал головой. Эти юные гориллы совсем как подростки. Вечно разочаровывают родителей. Не сидят дома, им лишь бы с друзьями тусоваться.

Мария обернулась и посмотрела на Ковальски.

Он со стоном поднялся из кресла, собираясь утешить ее – как и в предыдущие две ночи. За последние полгода после пережитого они еще больше сблизились. Почему именно, он не знал, чувствовал только, как между ними что-то сломалось. Некий барьер, о существовании которого он даже не догадывался.

Мария уже направилась было в его сторону, когда Кьенге ее окликнул:

– Доктор Крэндолл, постойте! – Зоолог указал в сторону леса. – Идите сюда, взгляните!

Мария посмотрела на Ковальски – ее лицо светилось надеждой. Джо поспешил следом за ней. Если тревога ложная, Мария сломается. Надо быть рядом.

Они поравнялись возле доктора Кьенге. Широко улыбнувшись, зоолог отступил и взмахнул руками, словно приглашая девушку выйти в свет.

Ветка на краю густых зарослей наклонилась под тяжестью морщинистой ладони, и к ним, опираясь на костяшки свободной руки, вышла крупная горилла, чуть застенчиво поглядывая темными глазами. Села и наклонила пулеобразную голову: ни дать ни взять припозднившийся подросток.

– Баако, – произнесла Мария, – ты пришел…

Юная горилла вскинула руки и ответила на языке жестов:

«Мама».

– О, Баако, не переживай!

Мария кинулась к нему и обняла, постаралась утешить. Баако стал почти вдвое крупнее, и Мария уже не могла сомкнуть рук у него за спиной. Она пощекотала его, почесывая там, где ему больше всего нравилось.

Ковальски нахмурился. «Так ведь и со мной она так же…»

Баако выпрямился и немножко покряхтел – так гориллы выражали смех. Наконец Мария отстранилась и протянула руку Ковальски.

– Привет, малец, – сказал Ковальски, вскидывая руку.

Баако приветствовал его куда жизнерадостней, предупредив только быстрым знаком «Папа». А потом с наскоку, словно нападающий в американском футболе, опрокинул Ковальски на землю. Они с гориллой покатились по траве, пока оба не захрипели. Баако от смеха, Ковальски – потому что стал задыхаться.

Ковальски сел и улыбнулся Марии.

– А парень-то наш вырос.

Через полчаса безудержное веселье постепенно стихло, сменившись тишиной и задумчивостью. Сидя плотным кругом, они молча обменивались знаками. Баако рассказывал о джунглях, о других гориллах, а под конец они стали просто выражать любовь спокойными прикосновениями и тихими словами.

Солнце на западе опустилось за горизонт, оставив тлеющую розовую полосу. У палаток развели костры, а небосвод украсила россыпь звезд.

Ковальски понял, что лучше момента не будет: вся семья в сборе. Он достал из кармана коробочку с кольцом. Кольцо, правда, было не то, с которым он ехал сюда в прошлый раз. Старое он потерял, а на новое потратил немало денег из сбережений. Зато оно было даже лучше.

Полгода назад Ковальски и сам был другим человеком. Он взглянул на Марию: та не заметила, что у него в руке, потому что смотрела на Баако. На ее лице играла тоскливая и одновременно счастливая улыбка. Она тоже стала другим человеком. Их чувства словно закалило в адском пламени древнего горнила.

Ковальски сглотнул и поднял коробочку повыше. Наконец Мария обернулась.

Ковальски большим пальцем подцепил крышку.

– Мария Крэндолл, окажешь ли ты мне че…

Она набросилась на него и повалила на землю еще быстрее, чем Баако. Горилла, разумеется, немедленно присоединилась, решив, что это очередная игра. Ладно еще Ковальски успел закрыть коробочку.

– Это следует понимать как «да»? – морщась, спросил он.

– Ты такой балбес. – Она наклонилась к нему. – Мой балбес.

Положив руки ему на щеки, Мария его поцеловала.

Они шепотом делились планами, улыбались и смеялись, молча обменивались теплом и нежностью и просто лежали на спине в догорающем свете дня, глядя, как на небосводе зажигаются звезды. В джунглях завели вечернюю трель птицы, кричали в отдалении ночные хищники.

Наконец Мария перекатилась на бок, поцеловала Ковальски в щеку и указала на палатку.

– Пойду пива принесу.

Ковальски со счастливым вздохом откинулся на траву.

– Я знал, что жена из тебя выйдет хорошая.

Мария ткнула его кулаком в бок и ушла.

Баако воспользовался минуткой наедине с приемным отцом. Подсел ближе и навис над Ковальски. Принюхался, с подозрением поковырял одежду. С того момента, как они воссоединились, он то и дело проделывал этот ритуал.

Не вставая, Ковальски спросил:

«Ты чего?»

Баако сел и средним пальцем левой руки постучал по животу Ковальски, а правым средним пальцем указал себе на лоб:

«Ты болен».