Последняя гавань Белого флота. От Севастополя до Бизерты

А вот Валерий Латынин, сотрудник Фонда, но прежде всего замечательный поэт и знаток казачьей истории, переводчик многих славянских поэтов на русский язык.

Виктор Петраков, замглавы Росохранкультуры, редкий тип чиновника, искренне увлеченного своим делом. Да его и чиновником-то не хочется называть. Историк до мозга костей и со всей страстью поддерживает таких же преданных делу истории людей. Это они — Александр Кибовский и Виктор Петряков — организовали доставку в Россию из южнокорейского города Чемульпо флага с легендарного крейсера «Варяг».

Вся морская Россия с трепетом и благоговением прикоснулась к этим реликвиям.

А художник Дмитрий Белюкин и вовсе оказался соседом! Его каюта — на одной палубе — через переборку.

Еще одно удивительное знакомство: Александр Кибовский, начальник Росохранкультуры, бывший сержант морской пехоты Каспийской флотилии. Написал книгу о морской пехоте. Работая в архивах, нашел неизвестные фото героя моего романа «Одиссея мичмана Д.» и передал их мне. Это как привет из потустороннего мира — вот он я, мичман Домерщиков! Передаю свое фото на память! Право, этой вечерней панихидой мы что-то сдвинули в тонких мирах и стали получать ответные токи!

Подполковник Сергей Нелюбов... Каких только служб в войсках нет — и медицинская, и ветеринарная, и интендантская, жаль, что нет исторической службы. Была бы — Сергей Нелюбов, эксперт Росохранкультуры по оружию, точно бы был генералом от истории. У себя в Калуге на дачном участке он открыл самый настоящий краеведческий музей.

* * *

Как и всякая морская авантюра, наш поход начался с непредвиденного происшествия: решетки заборных отверстий, через которые поступает в систему охлаждения морская вода, оказались забитыми то ли водорослями, то ли пластиковым пакетами или иным мусором, которого, увы, хватает ныне не только в Венецианской лагуне, но и по всему Средиземному морю. Одно слово — экология, экая она, однако, логия... Пока чистили кингстоны системы охлаждения, выход задержали на шесть часов, что ставило под угрозу точность нашего прихода в Бизерту и начало всех расписанных по плану мероприятий. Правда, капитан надеялся наверстать упущенное время на переходе — благо до Бизерты идти было около двух суток. Море не терпит точных сроков и всегда вносит свои поправки в самые продуманные в береговых кабинетах планы.

В салоне «Амбасадор», ставшем походной судовой церковью, а также лекционной аудиторией и конференц-залом, установили картину Дмитрия Белюкина «Белая Россия. Исход». Это полотно — воистину эпическое — стало своего рода эпиграфом нашего похода.

Глядя на это полотно невольно вспоминалась строчки возможно одного из героев этой картины казачьего офицера Николая Туроверова:

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня...

Есть ли еще более пронзительные строки о Гражданской войне? Или это откровение «англичанина» Владимира Набокова:

Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать;
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.

Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг.

А еще наши совсем недавние современники — Валерий Агафонов: «Отступать дальше некуда. Сзади Японское море. Здесь кончается наша Россия и мы...» И Владимир Волков:

Молодой офицер, весь в крови, умолял пристрелить.
Умер, бедный, часа через два, землю сжав в кулаке.
Все шептал напоследок: «О, Господи, что нам делить?
Мы ругаемся, мыслим, поем на одном языке!»

Это позднее осмысление трагедии. О Гражданской войне за годы советской власти написаны сотни стихов и песен, и только в последние два десятилетия о ней стали писать в России не с гордостью победителей, а с горечью и болью.

Не следует забывать, да мы и не забывали, что кроме Крымского исхода был еще и дальневосточный исход 1922— 1923 годов — пусть не такой обширный, но все же: под флагом адмирала Старка ушла целая эскадра разнородных судов с десятью тысячами беженцев на борту... И все повторилось, как в ноябре 1920-го — и шторм, и гибель перегруженного эсминца, и беженский лагерь на острове Тюбаобао... Разве что на том острове не было такой смертности беженцев, как на Лемносе, воистину острове смерти.