Последнее танго в Бруклине

– Вы бы поторопились, Гомес, – сказал Рихард, – надо сердце удалить за двадцать минут, не то от него никакого проку для исследования не будет.

– Будет сделано, док. – Особой радости от предстоящей работы Гомес не испытывал, выходной ведь как-никак, а по выходным на него лень нападает; но раз доктор распорядился, придется выполнять. Платят-то ему не за то, чтобы он прохлаждался, а платят недурно, совсем недурно.

Рихард вышел за тем фургончиком, куда были сложены инструменты. Из своей комнатки появилась сестра Кларита; он, широко улыбнувшись, поприветствовал ее и поспешил дальше, не то еще затеет она один из своих бесконечных разговоров. Минуту спустя Рихард вернулся, уже облаченный в хирургический халат и с холодильной камерой в руках. Гомес поджидал его у двери.

– Я же вас просил сразу начинать.

– Не могу. Сестра над телом молитву читает.

Через приоткрытую дверь было видно, как сестра Кларита совершает помазание и губы ее при этом шевелятся, произнося слова погребальной службы. Рихард нетерпеливо взглянул на часы. Осталось одиннадцать минут. Собравшись с духом, он толчком распахнул дверь.

– Послушайте, сестра, для этого у вас будет достаточно времени на похоронах.

– Что вы, доктор Вандерманн, что вы. Вы просто не в курсе дела, ведь святое помазание надо было совершить еще до того, как этот несчастный отдал Богу душу. А теперь надо помочь его душе, всеми силами помочь.

У Рихарда не находилось слов. Отвернувшись от монашки, он принялся разворачивать бинты, извлек инструменты.

– Хорошо, доктор, у меня сейчас утренний обход, так что делайте, что вам требуется.

– Удачи вам, сестра.

Подавив вздох облегчения, он вытащил часы. Девять минут, всего-то.

– Гомес, где вы?

Служитель принялся стаскивать с Джелло его лохмотья.

– Куда девать смокинг-то его прикажете?

– Возьмите себе на память, – усмехнулся Рихард.

– Очень вам благодарен, только как-нибудь обойдусь, – и тряпки полетели в мусорный бак.

– Лед стерильный, пожалуйста, – сказал Рихард, подходя к телу, – и побольше.

– Стерильный? Так за этим надо на склад сходить. Нам тут стерильный лед вообще-то без надобности.

Но Рихард ничего уже не слышал. Рука, обтянутая перчаткой, держала скальпель, кожа на впалой груди Джелло уже натянута – и вот на ней появился глубокий разрез.

Глава XXIII

– Такси! – кричала Эллен во весь голос. – Эй, такси!

Парочка, торопившаяся на пляж, окинула ее подозрительным взглядом, но Эллен ни на что не обращала внимания.

Она увидела, что из-за угла выезжает машина, и кинулась через улицу, едва увернувшись от проезжавшего микроавтобуса. «Куда лезешь, сука!» – заорал на нее водитель, но она его даже не услышала.

Бросилась на сиденье, еле переведя дух, прошептала: «В больницу "Сент-Джозеф"».

Что там стряслось с Джелло? Взял вдруг и свалился с ног? На прошлой неделе, когда она его последний раз видела, он, правда, покашливал, но ведь кашляет он всегда. Слава Богу, что у Рихарда, видимо, не записывал автоответчик, вот он и приехал сюда утром, не получив ее извещения. Вся ее надежда была на то, что Рихард не опоздал, успел что-то для Джелло сделать. Колесико рассказал такое, что у нее от ужаса кровь в жилах остановилась. Но ведь Рихард самый лучший врач в мире. Джелло хоть в этом повезло: если что-то возможно предпринять, Рихард все сделает. Все, что в человеческих силах.

При мысли об этом она немного успокоилась. Да уж, на Рихарда в этом смысле она может положиться.

Он швырнул перчатки в бак, сбросил халат, отправившийся в корзинку с бельем для прачечной, окровавленные инструменты сложил в ящичек для стерилизации. Все должно быть сделано по правилам, как бы он ни спешил.

Гомес зашивал тело.

– Спасибо. – О вежливости Рихард тоже никогда не забывал. – Денек нынче чудесный, правда ведь?

– Точно, док. – Гомес в мыслях был уже далеко, смакуя оставшийся на тарелке вишневый торт.

Не выпуская из рук холодильную камеру, Рихард спустился на лифте и через запасной выход прошел на стоянку. Его уход из больницы никто не заметил.

Прежде чем завести свой «мерседес», он достал из кармана переносной телефон: «Доктор Вандерманн. Можете начинать. Я еду».

Через пустую стоянку он добрался до ворот, миновал их и затормозил. Дальше пути не было. Улица от тротуара до тротуара заполнилась толпой евреев-хасидов в длиннющих черных плащах и котелках. Некоторые держали над головами плакатики: «В этой больнице убивают евреев». Так, понятно, демонстрация протеста из-за неудачной операции, сделанной Мойше.

Толпа ритмично топала, размахивала кулаками, вопила. Подход к отделению Неотложной помощи был расчищен полицией, но ему-то что с того.

– Сержант! – охваченный яростью, крикнул он в окошко. – Послушайте, сержант!

Полицейский, следивший за демонстрантами, искоса взглянул на него, но не стронулся с места.

– Сержант!

– Ну, что случилось? – он нехотя подошел к машине.

– Мне необходимо немедленно отсюда выбраться.

– А я что могу сделать? У них есть разрешение на митинг.

– Я врач, и у меня срочная консультация.

– Не знаю, в администрации сказали, что эта парковка по выходным не используется.