Что же, начнем с того, что он выяснил в Рэндел-Крофте? Вот черт, он же совсем забыл про газету. Если Эмери обнаружил «обычный» экземпляр все еще лежащим где-то в зале, разве наличие газеты в кармане покойного не являлось объяснением того, что он действительно отправился в Уинмут? Впрочем, это досужие размышления, но за ниточку следовало бы ухватиться. Что же до остального, то его действия преследовали две ясные цели. Во-первых, выяснить что-то о причастных к делу людях, их биографиях, характерах и особенностях. Во-вторых, разузнать, что произошло после ужина у викария прошлым вечером. Чем дольше инспектор над этим задумывался, тем больше его раздражало бегство мисс Фицджеральд. Он надеялся, что «бегство» – чересчур сильное слово для этого, и сомневался, не слишком ли великодушно повел себя, предоставив Холланду свободу передвижения. И все же ни он, ни она – если он не ошибался – не представлялись ему наилучшими источниками информации об адмирале. Но от чего же тогда ему отталкиваться и на что опираться? Практически ни на что, кроме сплетен о викарии, слов слуг, старика Уэра и миссис Дэвис, любой из которых не мог похвастаться более чем месячным знакомством с покойным. Викарий предположил, что адмирал обычно вел себя весело и доброжелательно, однако его сыновья намекали на противоположное. А старик Уэр – ну, с какой достоверностью можно полагаться на его мнение? Главстаршина едва ли мог быть на короткой ноге с командиром крейсера, к тому же двадцать лет – достаточно большой срок для того, чтобы его воспоминания успели потускнеть. Конечно же сэр Уилфред Денни мог бы помочь в данном деле, но он знал адмирала ничуть не дольше, чем викарий, а если за прошедший месяц они часто виделись, то это могло мотивироваться тем, что бывший блестящий артиллерийский офицер не очень-то жаловал священнослужителей, и это вполне бы соответствовало характеру отставного адмирала.
Нет, сказал себе Ридж, ему необходимо работать с менее эфемерными источниками: есть архивы Адмиралтейства, юристы, «рекомендации», предоставленные агентам по операциям с недвижимостью, когда подписывались документы на аренду Рэндел-Крофта. А подумав о юристах, он вспомнил о завещании. Ридж не успел закончить его изучение, а его условия могли обладать первостепенной важностью и навести на мотив. Он даже не знал, была ли это копия утвержденного завещания.
Следовало разослать множество запросов, и в первую очередь обеспечить себе телефон и помощников. Немного было пользы от того, что сержант и констебль неотлучно оставались у лодочного сарая, в то время как сам инспектор находился сразу везде и делал три дела одновременно. Но спешить все же не следовало. Ридж с наслаждением курил трубку и пытался взглянуть на дело со всех сторон. Что насчет событий вчерашнего вечера и ночи? Черт возьми, вот тут-то он допустил промашку. Где находился ключ от створчатого окна? Был ли ключ только у адмирала или у его племянницы тоже?
Ридж попыхивал рубкой и листал страницы блокнота. Горничная – да, Дженни Мертон: милая девушка, к тому же неглупая. От нее он получил ясное представление об Эльме Фицджеральд, ее дяде и доме в целом. Впрочем, получил ли? Не слишком ли он поспешил расценить ее мнение как заслуживающее доверия? Горничная находилась там лишь три недели. И все же она рассказала, что Эльма и адмирал «резко» вели себя друг с другом, а Эльма и Холланд не очень-то «держались за руки», и она не понимала, почему Эльма вдруг принималась прихорашиваться и наряжаться. Так вот, не слишком ли быстро он решил, что за всем этим кроется нечто загадочное, почти зловещее? С большей вероятностью другая горничная, та, что так заскучала, что через неделю уехала из Рэндел-Крофта, могла бы раскрыть подноготную о жизни в доме адмирала: вероятно, они привыкли вести более веселый образ жизни. В любом случае, она заскучала до такой степени, что поступилась своим жалованьем, лишь бы поскорее уехать. Инспектор тотчас взял себя в руки: вот, он почти что заклеймил исчезнувшую горничную как иностранку-авантюристку – и все на основании нескольких слов Дженни Мертон.
Призадумавшись над этим, он заметил, что существовали какие-то нестыковки, нечто слегка сбивающее с толку в рассказе об утре и об исчезновении белого вечернего платья. Эмери, безусловно, разыскал Дженни, и та отправилась разбудить хозяйку и сказать ей, что с ней хочет поговорить полицейский (весь этот процесс занял не менее десяти минут). Потом Дженни велели немедленно убираться, поскольку ее хозяйка хотела встать. Но на каком-то этапе ей приказали упаковать несколько вещей на ночь. И когда она к этому приступила – а это предположительно произошло, когда с хозяйкой беседовали внизу, – белое платье уже бесследно исчезло. А Дженни предположила, что платье чуть позднее положила в саквояж ее хозяйка, как будто это все объясняло. Это, разумеется, наводило на мысли, что она не отличалась сообразительностью. Более того, он обязательно с ней еще переговорит по этому поводу.