Последнее отступление

— Взаправду? Спаси тебя бог, Василь Матвеич! — с бумажкой в одной руке и винтовкой в другой, он быстрым шагом пошел к дверям.

За окном, мутным от пыли, ветер крутил песок, тормошил голые еще ветви чахлого тополя и тоскливо, надоедливо выл в куске водосточной трубы, свисавшей с крыши на проволоке. «Надо было попросить Куприяныча оторвать трубу совсем», — подумал он, но вскоре позабыл и о вое ветра и о пыли, застилавшей подоконник. Хлеб… Как накормить сирот, красногвардейцев, рабочих? Вчера провели учет всех запасов. Хлеба мало. Если ничего не предпринять, не хватит и до лета. Но если бы только хлеб беспокоил его! Банды атамана Семенова сделали первую попытку изгнать Советы из Забайкалья. Разбитые под Шарасуном, они снова укрепились за рубежом, в Маньчжурии, быстро пополнили свои силы и вот-вот перейдут в наступление. По последним сведениям, у атамана десять тысяч пеших и конных головорезов, вооруженных японскими винтовками, пушками и пулеметами. И сами японцы от угроз перешли к действиям. Во Владивостоке высажен десант. Контр-адмирал Хирахару Като опубликовал обращение к населению; с восточной витиеватостью командующий японской эскадрой заверяет, что он питает «глубокое чувство к настоящему положению России» и даже — подумать только! — «желает немедленного искоренения междуусобиц и блестящего осуществления революции». Вот ведь куда хватил! Адмирал желает другого: «блестящего осуществления» давних замыслов правителей Страны восходящего солнца — прибрать к рукам весь восток России.

А на западе? По всему сибирскому железнодорожному пути растянулись части контрреволюционного чехословацкого корпуса. Здесь и малой искры достаточно, чтобы вспыхнул пожар.

С востока японцы, с юга Семенов, с запада белочехи, и помощи ждать неоткуда. Никто не даст ни хлеба, ни бойцов.

Зазвонил телефон. Серов снял трубку. Сквозь шум, писк и треск еле пробивался голос командира красногвардейцев Жердева.

— Я говорю из штаба… Тут пришли военнопленные. Что-то толмачут, а я ни черта понять не могу.

— Но чего они хотят?

— Не могу уловить. Они по-русски плохо петрят, а я по-ихнему и вовсе не кумекаю. Вроде бы жалуются на плохое питание.

— Присылай сюда.

С времен войны за городом, в Березовке, находился лагерь для военнопленных мадьяр и австрийцев. До Февральской революции большевики поддерживали с некоторыми из пленных связь, но после свержения самодержавия сочувствующие большевикам перебрались в Омск, там организовался вроде бы центр пленных интернационалистов. Связи с лагерем прервались, а установить новые, когда не хватает людей и на более неотложную работу, было невозможно. Что происходит в бараках лагеря, Совет знал плохо.

Пленные, три солдата в потрепанных шинелях и разбитых ботинках, вошли в кабинет, по-военному вытянулись перед Серовым. Молодой белобрысый солдат, тщательно подбирая слова, заговорил:

— Кушать даваль мало. Жить — плехо…

То, что жить им «плехо» — не новость. Совет недавно был вынужден урезать без того скудную норму довольствия. И не только пленным, но и солдатам Березовского гарнизона, красногвардейцам.

— Мы желает поезд ехать. — Чернявый пленный, худощавый и жилистый, со строгим взглядом черных глаз, показал рукой на запад. Третий, голубоглазый коротышка, подтверждая слова товарища, кивнул головой.

— Все понятно, — по-немецки сказал Василий Матвеевич. — Но пока правительство не решит вопрос о вашем возвращении на родину, вам придется оставаться здесь.

— О, ви говорит по-немецки! — изумился и весь просиял белобрысый. — Гут, ошень гут! Я — Франц Эккерт. Он, — ткнул пальцем в чернявого, — есть из Унгариа. Андраш Ронаи из Унгариа. А он, — кивок в сторону короткого, — Курт Шиллер. Он не есть… как это… велики Шиллер, он есть маленький зольдат! — Франц засмеялся весело и непринужденно и, смеясь, с обезоруживающей откровенностью признался: — Мы ехаль туда, где кушай есть лучше.

Рассеянно улыбаясь, Василий Матвеевич напряженно думал, что сказать этим солдатам. Было бы просто здорово отправить их и тем самым сберечь хлеб, но этого нельзя сделать, пока не ясно, как поведут себя чехи. Если они выступят против Советов, эти ребята, даже против своей воли, окажутся вместе с ними, им всучат в руки оружие и пошлют убивать. С другой стороны, удерживать силой — бесполезное дело. По одному, по двое они могут сбежать все. Сила тут не годится.

Серов стал расспрашивать, чем они занимались до войны. Все трое, как выяснилось, были рабочими: чернявый, неулыбчивый мадьяр — токарь из Будапешта, белобрысый весельчак — столяр-краснодеревщик, маленький Шиллер — жестянщик.

— Вы понимаете, что происходит в нашей стране? — спросил Серов.

— Да, — коротко ответил Андраш Ронаи.

Василий Матвеевич решил, что самое лучшее рассказать им всю правду о своих опасениях. Выслушав его, пленные переглянулись. Маленький Курт беспокойно переступил с ноги на ногу.

— Найн! Воевать — хватит. С чехами мы не пойдем. Вы нам не враги.