Последнее искушение Христа

— Я открою тебе тайну, мой милый сын Марии, — нежно промолвила змея, и глаза ее блеснули.

Словно вода, заструилась она всем своим пестрым телом к Иисусу. Добравшись до него, она вползла к нему на колени и, обвившись вокруг бедер, живота и груди, опустила свою головку ему на плечо. И пустынник вопреки своей воле прислушался к ней. Змея коснулась уха Иисуса. Голос ее был сладок и доносился словно издалека, — казалось, он идет из самой Галилеи, с берега Генисаретского озера.

— Магдалину… Магдалину… Магдалину…

— Что? — вздрогнул Иисус. — Что ты знаешь о Магдалине?

— …Магдалину ты должен спасти, — настойчиво шипела змея. — Не мир, забудь о мире, а лишь ее, Магдалину!

Иисус попробовал стряхнуть змею прочь, но она, прижавшись к нему крепче, еще настойчивей зашептала:

— Тело ее прекрасно, прохладно, совершенно. Все народы прошли через нее, но в скрижалях Господа записано — она с детства была предназначена тебе. Возьми ее! Господь создал мужчин и женщин, чтобы они соединялись, как ключ и замок. Открой ее. Твои дети лежат, свернувшись, в ее чреве в ожидании, когда ты смоешь немоту с их членов, и эти дети смогут встать и выйти на солнце… Слышишь, что я тебе говорю? Подними веки, дай мне знак. Кивни головой, возлюбленный, я тут же отнесу тебя на свежее ложе твоей жены.

— Моей жены?

— Твоей жены. Взгляни, как Господь взял в жены блудную дщерь Иерусалим. Все народы прошли через нее, но Он женился на ней и спас ее. Так же Господь велит тебе взять Марию Магдалину, твою жену, родить детей и спасти ее.

Прижавшись своей упругой прохладной грудью к Иисусу, змея медленно обвивала кольцами его тело. Иисус побледнел и, закрыв глаза, увидел стройное крутобедрое тело Магдалины, идущей вдоль берега Генисарета, и вздохнул. Она протягивала руки к нему… Ему лишь надо было мигнуть, дать знак, и сразу же — какое счастье! Какой сладкой станет его жизнь, какой человеческой! Так вот где путь! Он вернется в Назарет, в дом своей матери, помирится с братьями. А желание спасти мир и умереть ради человечества было лишь юношеской дурью, безумием. Но Магдалина, да благословит ее Господь, исцелит его. Он вернется в свою мастерскую и снова займется любимым делом, снова будет делать плуги, колыбели, корыта. Он родит детей и станет хозяином дома, человеком. Его будут уважать соседи и вставать, когда он будет проходить мимо. Всю неделю он будет работать, а по субботам ходить в синагогу в чистых одеждах, которые из шерсти и полотна сошьет ему его жена Магдалина. И он будет сидеть со старейшинами и мирно и безмятежно слушать, как полубезумные фарисеи с пылом и страстью толкуют Писание. А он будет посмеиваться и смотреть на них с сочувствием: к чему-то они придут, бедные мудрецы! Он будет толковать Писание просто и ясно: он возьмет жену, родит детей и будет делать плуги, колыбели, корыта…

Он открыл глаза — перед ним лежала пустыня. Как быстро пролетел день! Солнце клонилось к горизонту. Змея, прильнув к нему, ждала. Она призывно шипела, и нежная мелодия колыбельной плыла в вечернем воздухе. Вся пустыня покачивалась и убаюкивала его, как мать.

— Я жду, я жду… — сладострастно шипела змея. — Вечер спускается. Мне холодно. Решайся. Кивни, и двери в рай распахнутся для тебя. Решайся, возлюбленный. Магдалина ждет…

Пустынник замер в ужасе. И только было он собрался раскрыть рот и сказать «да», как почувствовал, что сверху на него кто-то смотрит. Он поднял голову и увидел над собой два глаза, всего лишь два глаза; глубокие и темные, Как ночь, они пристально смотрели и говорили ему: «Нет!» Сердце Иисуса сжалось. Он снова с мольбой взглянул вверх, словно прося: «Оставь меня! Позволь! Не гневайся!» Но очи в небесах вспыхнули яростью и угрожающе придвинулись.

— Нет! Нет! Нет! — крик вырвался из уст Иисуса, и две больших слезы выкатились из его глаз.

И тут змея, отлепившись от него, начала скукоживаться и исчезла, издав тихий свист. Воздух наполнился зловонием.

Иисус упал лицом в песок — душа его была пуста. Позабыв о голоде и жажде, он рыдал, оплакивая свою разрушенную жизнь, своих погибших жену и детей. Слезы мешались с песком, забивавшимся под веки, в ноздри и рот.

— Господи, Господи, — шептал страдалец, утирая песок с губ, — смилуйся, Отче! Да будет воля Твоя — сколько раз я уже повторял это и сколько еще повторю! Всю жизнь я дрожу, сопротивляюсь и сдаюсь: да исполнится воля Твоя!