Последнее искушение Христа

Те опять заснули, их лица были спокойны. Иоанн устроился головой на плече Петра. Петр — на груди Иакова. А Иаков оперся своей черной гривой о камень. Руки у него были раскинуты, словно он обнимал всю вселенную, сквозь черные усы и бороду сверкали зубы. Видимо, ему снился хороший сон, и он улыбался. Сжалившись, Иисус не стал их будить. Бесшумно он отошел в сторону и, снова упав на землю, разрыдался.

— Отче, — произнес он так тихо, словно не хотел, чтобы Господь услышал его, — Отче, да свершится воля Твоя. Не моя, Отче, но Твоя!

Поднявшись, он снова взглянул в сторону Иерусалима. Огни приблизились. Теперь он уже различал дрожащие тени вокруг них и блеск доспехов.

— Идут… идут… — прошептал он, и колени у него подогнулись. И тут же на молодой кипарис, высившийся поблизости, опустился соловей — горлышко его набухло, и полилась песнь. Опьяненная луной, весенними запахами и теплой влажной ночью, птичка воспевала красоту мира, словно сам всемогущий Господь пел гимн сотворенной земле. Иисус поднял голову и прислушался. Неужто этот Господь птиц, земли и весны и есть Господь людей? И вдруг он почувствовал, как, откликаясь на соловьиный призыв, и в нем запела душа, восхваляя вечные муки и радости: Бога, любовь, надежду…

Иисус дрожал, а душа его пела. Он даже и не подозревал, какие богатства он хранил в себе, сколько восхитительных нераскрытых радостей. Все внутри у него расцветало. Соловей запутался в пахучих ветках и не мог, не хотел улетать. Да и куда? Зачем? Эта земля была Царствием Небесным… Но пока Иисус, зачарованный голосами весны, входил наяву в рай, вокруг послышались хриплые крики, заметалось пламя факелов, отражаясь в панцирях воинов, окруживших его, и ему показалось, что сквозь дым и блеск он различил Иуду: две сильные руки обняли его, и губы уколола рыжая борода. Он вскрикнул, и ему показалось, что сознание покинуло его, но тут же он почувствовал тяжелое дыхание Иуды рядом и услышал полный отчаяния голос:

— Радуйся, рабби!

Луна уже склонялась к бледно-голубым горам Иудеи. Поднялся холодный сырой ветер, и губы у Иисуса посинели. Невдалеке высился слепой и смертельно бледный Иерусалим. Иисус обернулся и взглянул на солдат и левитов.

— Приветствую посланников моего Господа! — промолвил он. — Идемте! — И тут он заметил Петра, который в толчее успел полоснуть ножом по уху одному из левитов. — Верни свой нож в ножны. Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут.

ГЛАВА 29

Иисуса схватили. Оскорбляя, оплевывая, пихая в спину, его провели через рощу, через долину Кедрона в Иерусалим к дворцу Каиафы, где должен был собраться Синедрион и вынести приговор мятежнику.

Было холодно под утро, и прислуга грелась у костров, разожженных во дворе. То и дело левиты приносили все новые и новые сведения из дворца. От обвинений, предъявленных Иисусу, волосы вставали дыбом: этот еретик произнес такие-то и такие-то кощунства против Бога Израиля, такие-то и такие-то против Закона Израиля, заявив к тому же, что собирается разрушить Святой Храм, а землю эту засеять солью!

Петр, потуже завернувшись в хламиду, проскользнул во двор. Склонив голову и протянув руки к огню, чтобы согреться, он с ужасом внимал этим вестям.

— Эй, старик, — окликнула его какая-то служанка, замедлив шаги, — что это ты прячешься? Подними-ка голову, чтобы мы взглянули на тебя. Кажется, ты был с этим еретиком.

Услышавшие ее левиты пригляделись к Петру.

— Клянусь, я его не знаю! — испуганно воскликнул Петр, поднимая руку, и бросился к воротам.

Но другая служанка, видя, что он собирается улизнуть, встала у него на дороге.

— Эй, старик, куда ты? Ты был с ним. Я видела тебя.

— Я не знаю его! — снова вскричал Петр и, оттолкнув девушку в сторону, двинулся дальше. Но тут его за плечи схватили два левита и принялись трясти.

— Твой говор выдает тебя. Ты галилеянин, один из его учеников!

— Я не знаю этого человека! — завопил Петр и грязно выругался.

И тут во дворе закричал петух. Петр застонал — он вспомнил, что говорил ему учитель: «Петр, Петр, петух не прокричит, а ты уже трижды отречешься от меня». Выйдя на улицу, апостол упал под деревья и разрыдался.

Светало. Небо стало кроваво-красным.

Из дворца в волнении вылетел бледный левит.

— Первосвященник разодрал свои одежды! Вы только представьте, что заявил этот преступник! «Я — Христос, сын Божий!» Все старейшины тоже принялись рвать свои одежды и кричать: «Смерть! Смерть!»

— Сейчас его поведут к Пилату, — появился другой левит. — Только он может отправить его на казнь. Расступитесь.

Двери распахнулись, и из дворца появилась вся израильская знать. Впереди медленно плыл утомленный Каиафа. За ним члены Синедриона — клочковатые бороды, хитрые злобные глазки, беззубые рты и ядовитые языки. Все они кипели от гнева. За ними, спокойный и печальный, шел Иисус. Он был избит, и по лицу его струилась кровь.

Двор наполнился криками, проклятьями и смехом. Петр, вскочив, прислонился к стойке ворот, слезы бежали у него по щекам.