Последнее японское предупреждение

Не знаю, как именно, но Акела понял, о чем я думаю, и, крепко встряхнув меня за плечи, проговорил:

– Прекрати! Ты не виновата. Это могло случиться когда угодно, в том числе и при тебе. Перестань обвинять себя! Иди в комнату, Аля.

Я послушно повернулась и пошла наверх. Дверь постаралась закрыть плотно, чтобы не слышать, как Галя уводит в дом охраны плачущую навзрыд няню, как Акела собирается и выходит на улицу, как папа говорит по телефону с дядей Моней, объясняя тому, что его родственница пока поживет у нас.

Всю ночь я провела без сна, в запертой на ключ комнате. Внизу – я это слышала – о чем-то разговаривали отец, Акела и неизвестный мужчина, видимо, школьный охранник. Я же, оглушив себя таблетками, отрешенно смотрела в потолок и все думала: как моя девочка, у кого она? Эта мысль крутилась, как заезженная пластинка, по кругу, никуда не исчезая. Где Соня, с кем? Не плачет ли, не обидели ее? Покормили ли чем-то?

Утром, часов в десять, ключ в замке повернулся, и на пороге появился Акела, серый от тревоги и бессонной ночи, сел на край кровати и взял меня за руку:

– Ну, как ты, малышка?

– А ты не видишь? – безучастно отозвалась я. – Вряд ли лучше, чем ты.

– Нужно поесть, Аля.

– Не хочу. Ты не понимаешь, что мне не до еды? – Я говорила это ровным тоном и сама пугалась – как могу? Как я могу оставаться такой равнодушно-спокойной, когда моего ребенка столько времени нет дома? Я что – чудовище без эмоций? Или материнский инстинкт бывает только в отношении тобою рожденных детей? Как Сашка терпит меня?

– Аля… я прошу тебя, спустись вниз и поешь. – Он уже не уговаривал меня, понимая, видимо, что бесполезно, лучше обращаться со мной пожестче.

– Я не хочу.

Тогда он встал, взял меня на руки, что большого труда не составляло, и понес вниз, в столовую.

Несмотря на то что было уже десять, папа оказался дома. Выглядел он ничем не лучше нашего – серый, больной, с красными глазами. Рядом, вытянувшись в струнку, сидела тетя Сара в темном платье и черном платке. Этот платок подействовал на меня возбуждающе:

– Да вы что, а?! – заорала я с порога, вырываясь из рук мужа. – Вы что – сдурели?! Что за траур, я тебя спрашиваю?!

Я подлетела к тетке и протянула руку к платку, но сзади успел муж, сгреб меня в охапку, усадил за противоположный конец стола и негромко приказал:

– А ну, успокойся! Что за истерика? Ты что позволяешь себе? Не ты одна переживаешь.

– Саша… – заплакала я, прижимаясь лицом к руке мужа, – зачем она так? Ну, скажи… скажи, ведь с Соней… с ней…

– Хватит, я сказал! С ней все в порядке.

Тетка, похоже, напилась таблеток не хуже меня, а потому почти никак не отреагировала, только поправила концы платка и снова заняла ту же позу – с прямой спиной и сложенными на коленях руками.

– Дурдом… – пробормотал папа.

Акела суетился вокруг меня, наливал кофе, разрезал на маленькие кусочки горячий бутерброд с мясом. Мне вдруг стало стыдно – он тоже волновался за дочь, всю ночь не спал, несколько раз мотался в город, а это не два километра, а тут еще я со своей истерикой.

– Спасибо. – Я взяла вилку и послушно засунула кусок бутерброда в рот. – Ты сам поел бы…

– Мне нужно ехать.

– Куда?

– В школу. Может, там появится что-то новое.

– А… охранник что сказал?

– Он ничего не видел. В это время примерно пришли проверяющие из пожарной охраны, он им запасный выход показывал.

– Да?! Как удачно… – Я снова почувствовала прилив злости. – Вам не кажется, что это хорошо подготовленная акция, нет? Тетка с косметикой, пожарный инспектор… Никто ничего не видел, и у всех алиби, вашу мать!

В этот момент в прихожей послышалось осторожное покашливание, и на пороге возник Илья.

– Ефим Иосифович… там это… няня…

– Что?! – рявкнули мы втроем, мгновенно обратив взгляды в его сторону.

– Так это… нет ее нигде.

– Как – нет?! – Папа вскочил и ринулся к Илье, и если бы Акела не успел преградить ему дорогу, то бедному охраннику не поздоровилось бы. – Как, сука, нет?! Я тебя спрашиваю?!

– Да никто ее с утра не видел, – оправдывался, заикаясь, напуганный папиным напором Илья, – и к завтраку не вышла, мы ж так-то вместе все едим, кто здесь находится… Ну, я пошел в комнату, а ее нет там. И вещей нет.

– А ночью?! Ночью кто на воротах был?!

– Так я и был…

– Дрых, сволочь?! Все продрых?! Я шкуру с тебя спущу, понял?! А ну, быстро Игоря в машину – и к ней на квартиру! Чтоб через час здесь была! – бесновался папа, удерживаемый Акелой. – Что стоишь, сволочь?! Бе-е-гом!

Илья исчез. Папа, фыркая, охая и отдуваясь, схватился за сердце, и мне стало страшно – не хватало еще приступа. Быстро вынув из шкафчика в углу лекарства, я заставила отца лечь на диван, расстегнула рубаху, влила в рот капли. Акела открыл окно, впуская морозный воздух. И только тетка по-прежнему сидела на стуле, молчаливая и застывшая, как изваяние. Это мне тоже не понравилось.

– Тетя Сара, – я подошла к ней и тронула за плечо, – тетя Сара… Скажи что-нибудь.