– Как поживает миссис Марч? – рассеянно спросил Трент.
– Прекрасно, благодарю вас, – ответил инспектор, – и часто вспоминает вас и то, как вы забавлялись с нашими ребятами Но, простите меня, мистер Трент, ваши мысли заняты делом. Я знаю ваши штучки. Мне известно, что вы идете по следу, заручившись поддержкой миссис Мандерсон.
– Таковы факты, – сказал Трент. – Я опережу вас, инспектор. Я перед вами в долгу – вы обставили меня в деле Абингера, старая лиса. Но если вы действительно не склонны к обмену любезностями, давайте поговорим о деле. – Он взглянул на аккуратно разложенные бумаги, подошел к секретеру, быстро осмотрел ящики. – Я вижу, вы хорошо их очистили. Так будем действовать, как прежде?..
В прошлом Трент не раз сталкивался в работе с инспектором Марчем, занимавшим довольно видное место в департаменте криминальных расследований. Принципиальный, тактичный чиновник, человек многократно доказанной храбрости, с яркой биографией, связанной с самым опасным контингентом преступного мира, он был при этом по-детски человеколюбив, даже слишком человеколюбив для полицейского. Возможно, все это и определило их своеобразные отношения, не лишенные взаимной симпатии. Тем не менее в вопросах деловых они придерживались щепетильных правил и необходимых ограничений. Между ними царило молчаливое согласие о том, что Трент как журналист не воспользуется сведениями, полученными из официального источника. Более того, каждый из них, ради сохранения чести и престижа представляемого учреждения, оставлял за собой право не сообщать другому о каком-либо открытии, даже способном решить исход дела. Трент сам настоял на тщательной формулировке этих условий, без них, считал он, нет «детективного спорта». Мистер Марч, любивший состояние поединка, охотно вошел в игру, не без тайной мысли, естественно, выгадать на этом содружестве с человеком крайне проницательного ума. В этих битвах победа доставалась иногда опыту и отработанному методу чиновника, иногда – быстрому и живому мышлению Трента, его интуиции, необычности взгляда на событие…
Инспектор ответил Тренту вежливым согласием, и они тут же, у окна, кратко обозрели дело.
В ходе беседы Трент извлек тоненькую записную книжку и принялся легкими, осторожными движениями карандаша делать набросок комнаты. Такова была его привычка, часто напрасная, но иногда служившая ему добрую службу. На рисунке возникло светлое помещение с большими окнами в двух стенах. Широкий стол стоял посредине. Входящему бросался в глаза секретер у окна. Дверь во внутренние комнаты – в стене слева, в дальнем ее конце. Напротив нее – широкое окно, раздвоенное створным переплетом. Красивый резной угловой шкаф старинной работы возвышался у стены возле дверей, другой заполнял нишу около камина. Цветные копии картин Гарунобу, с которым Трент давно хотел познакомиться ближе, висели на узком простенке, не занятом книгами. У книг был удрученный вид: купленные во время оно, они, видимо, никогда не снимались с полок. Скованные роскошью великие английские романисты, эссеисты, историки и поэты стояли в строю, как армия, застывшая на параде… Всему в этой комнате предназначалось свое место. Единственными вещами, которые имели некоторую свободу перемещения, были большой голубой фарфоровый шар на столе, часы, несколько коробок для сигар на полке над камином и переносный телефон на секретере.
– Вы осматривали тело? – спросил инспектор. Трент кивнул.
– Первое впечатление от этого дела озадачило меня, – продолжал инспектор. – Поначалу оно представлялось мне простым грабежом, хотя я и понимал, как странно это выглядит здесь, в Марлстоне. Однако, начав расследование, я наткнулся на любопытные детали, которые, я думаю, вы уже заметили и сами. Начнем с того, что человек застрелен в собственном саду, около дома. И ни малейших следов ограбления. Идеальный случай все это представить как самоубийство. Но… Говорят, в течение месяца Мандерсон жил в подавленном состоянии, и связывают это с семейным разладом. Слуги уверяют, что он уже давно изменил свое отношение к жене, а последнюю неделю они почти не общались. Горничная миссис Мандерсон говорит, что у него был такой вид, как будто что-то должно было случиться. Понятно, легко говорить, как люди выглядели, после того как что-то случилось. Однако так они говорят… И что же мешает нам считать этот случай самоубийством, а, мистер Трент?
– Те факты, которыми располагаю я, все против этой версии, – ответил Трент, неудобно сидя на подоконнике. – Прежде всего, не найдено оружие. Я искал и вы искали – и никакого следа… Второе: запястья, свежие царапины и ушибы, которые, мы можем только предположить, нанесены кем-то в борьбе. Третье: кто и когда слышал о самостреле в глаз? Потом я получил от управляющего отелем еще один факт, самый поразительный: Мандерсон полностью оделся, прежде чем вышел в сад, но забыл свои зубные протезы. Как мог самоубийца, который оделся, чтобы выглядеть приличным трупом, забыть свои зубы?