Весь день я провел в кровати. Я даже не хотел поднимать чертовы жалюзи. Мамы с Майком долго не было, так что я долгие часы мог упиваться своим несчастьем. С каждым днем становилось все хуже. Я постоянно думал, чем она занимается, с кем она. Плакала ли она? Было ли ей одиноко? Вернулась ли она в нашу квартиру, чтобы меня найти? Почему она больше не звонила?
Не о таких страданиях я читал в книгах. Это не просто боль от моих мыслей, не просто телесные страдания. Это разрывающая душу, вскрывающая мое сердце боль, и мне кажется, я этого не выдержу. Никто бы не выдержал.
Должно быть, именно так чувствовала себя Тесса, когда я принес ей столько мучений. Не могу представить, как эта хрупкая девушка справляется с такими мучениями, но она явно сильнее, чем кажется. Намного сильнее, раз она столько от меня вытерпела. Ее мама как-то сказала, что если она действительно дорога мне, я оставлю ее в покое, иначе я все равно сделаю ей больно.
Она была права. Надо было еще тогда оставить ее. Надо было оставить ее в тот самый первый день, как только она зашла в общежитие. Я пообещал себе, что скорее умру, чем снова заставлю ее страдать… это оно и есть. Я умираю, но это даже хуже, чем смерть. Это больнее. Это должно быть больнее.
Весь восьмой день я пил. Не мог остановиться. И с каждым глотком молился, чтобы она покинула мои мысли, но этого не случилось. Не могло случиться.
Ты должен разобраться со всем этим дерьмом, Хардин. Ты должен. И я тоже. Обязательно.
– Хардин… – От голоса Тессы у меня по спине бегут мурашки.
– Малыш… – говорит она.
Я поднимаю глаза и вижу, что она сидит на мамином диване – в руках у нее книга, и она улыбается.
– Иди сюда, прошу тебя, – просит она.
Вдруг открывается дверь, и в комнату заходят несколько мужчин. Только не это!
– Вот она, – говорит низкий, тот самый, который каждую ночь является мне в кошмарах.
– Хардин? – Тесса начинает плакать.
– Не подходите к ней, – предупреждаю я, когда они приближаются.
Кажется, они меня не слышат.
Они срывают с нее рубашку и бросают на пол. Грязные руки скользят по ее бедрам, и она зовет меня.
– Пожалуйста… Хардин, помоги мне!
Она смотрит на меня, но я застываю. Я не могу сдвинуться и не могу помочь ей. Мне приходится смотреть, как они избивают и насилуют ее. Она лежит вся в крови и не издает ни звука.
Мама меня не разбудила, никто не разбудил. Я должен был выдержать это, выдержать все, и когда я проснулся, реальный мир оказался еще хуже, чем мой кошмар.
Сегодня девятый день.
– Ты слышал, что Кристиан Вэнс переезжает в Сиэтл? – спрашивает мама, а я копаюсь ложкой в миске с хлопьями.
– Ага.
– Здорово, правда? Новый отдел в Сиэтле.
– Думаю, да.
– В воскресенье он устраивает ужин. Он думал, что ты придешь.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я ее.
– Он мне сказал, мы с ним иногда общаемся. – Она отводит взгляд и наливает себе еще кофе.
– Почему?
– Потому что можем – давай ешь свои хлопья.
Она говорит со мной сердито, как с маленьким ребенком, но у меня нет сил, чтобы придумать какой-нибудь остроумный ответ.
– Я не хочу идти, – говорю я и через силу подношу ложку ко рту.
– Ты теперь нескоро его увидишь.
– И что? Я и так нечасто с ним вижусь.
Она смотрит на меня так, словно хочет сказать что-то еще, но молчит.
– У тебя есть аспирин? – спрашиваю я, и она кивает и уходит за лекарством.
Я не хочу идти на долбаную вечеринку в честь того, что Кристиан и Кимберли уезжают в Сиэтл. Мне надоели разговоры об этом Сиэтле, и я знаю, что Тесса тоже придет к ним. Мысль о встрече с ней отдает такой болью, что я едва не падаю со стула. Я должен держаться от нее подальше, я обязан сделать это ради нее. Если я смогу остаться здесь еще на несколько дней или, может, недель, мы оба сумеем двигаться дальше. Она найдет кого-нибудь вроде жениха Натали, кого-нибудь, кто ее достоин.
– Я все равно думаю, что тебе стоит пойти, – повторяет мама, когда я глотаю аспирин, хотя знаю, что таблетки не помогут.
– Я не могу туда пойти, мам… даже если бы захотел. Мне пришлось бы уехать отсюда уже завтра утром, но я не готов уезжать.
– В смысле, ты не готов столкнуться с тем, что там осталось? – говорит она.
Я не могу больше сдерживаться. Я закрываю лицо руками, и боль наполняет меня, я тону в ней. Я радуюсь этой боли и надеюсь, что она меня убьет.
– Хардин…
Голос мамы кажется тихим и успокаивающим. Она обнимает меня, и все мое тело содрогается от рыданий.
Глава 81
Когда Карен уезжает, чтобы отвезти Лэндона в аэропорт, я сразу это чувствую. Я чувствую, как меня наполняет одиночество, но я должна игнорировать его. Должна. Мне хорошо и одной. Постоянное бурчание в животе напоминает, как я голодна, и я спускаюсь на кухню.
Кен стоит у стола и срывает обертку с кекса, покрытого голубоватой глазурью.
– Доброе утро, Тесса. – Он улыбается, откусывая кекс. – Присоединяйся.
Моя бабушка всегда повторяла, что кексы – это пища для души. Если что мне сейчас и нужно, так это что-нибудь для души.
– Спасибо, – улыбаюсь я и слизываю глазурь со своего кекса.
– Это Карен надо благодарить, а не меня.
– Обязательно поблагодарю.